Андрей все еще списывал мои странности на лекарства. Он был уверен, что утром я часть этого разговора вообще не вспомню. Или же посмеюсь над своими же словами.
Моя улыбка быстро увяла. Ведь утром я проснусь в теле Раян Враски, проснусь в другом мире.
Андрей долго не сводил с нее глаз. И она то смущалась, вспоминая картины того, как мы проводили с ним ночи. То ее взгляд скользил по его телу и лицу, и она вспоминала уже не чужое прошлое, а тот поцелуй, что достался пусть и ошибочно, но ей.
- Какое это счастье, - прошептала она, когда Андрей поймал ее взгляд в полутьме палаты, ведь он выключил свет, прежде чем прилечь на кушетку. Но в эту лунную ночь свет в палату попадает через окно.
- Счастье?
- Да, быть живой и любимой.
Действительно — это счастье, но оно принадлежало мне, а не ей.
Я пыталась докричаться до нее, но напрасно, она не слышала меня.
И я стала понимала, что все это безнадежно и нет ни одной возможности нам вновь обменяться телами.
Вот только ей досталась все, а мне только нищета и двое чужих детей…
Глава 9
Глава 9
Утром мне не хотелось даже открывать глаза. Я ведь знала, нутром чувствовала — ночью это были не простые сны. Я видела то, что произошло с Раян за прошедшие сутки. Но вот вмешиваться в ее решения, говорить своими устами я, увы, не могла. Отныне у меня была вот эта окружающая меня не самая прекрасная реальность. И сны о родных и Андрее, которые больше не принадлежали мне.
Я проснулась, когда не было еще и четырех часов. Собор был большим и до семи мне предстояло убраться в нем. А значит, мне некогда было разлеживаться.
Детей я не стала будить, только несколько мгновений позволила себе потратить на то, чтобы увидеть насколько они были беззащитны во сне.
Разве могла я их бросить? И что будет с ними со всеми, если мы с Раян все же поменяемся местами?
Но все же если мне выпадет возможность вернуться, я воспользуюсь ею. Но сначала я позабочусь о них обо всех, чтобы Раян было куда возвращаться, а не на этот унылый чердак, который мне осточертел уже за сутки. Тут любой впадет в депрессию. И как только бедные дети выдержали в этих стенах больше полугода?
Сегодня пальто согревало меня и я не дрожала от холода и ветра. И хотя мне хотелось зевать от столь раннего подъема, я понуро дошла до собора, рассеянно посматривая по сторонам, отмечая что все вокруг было серым. А может, это я сегодня все видела в серо-черных тонах. И до белой полосы мне было еще работать и работать.
Встретила меня в соборе та самая суровая мона, что накануне усомнилась — приду ли я или просто сбегу. Ага, будто на те гроши, что мне заплатил местный церковник можно было укатить на Мальдивы.
- Ишь ты, явилась, - окинула она меня немного презрительным взглядом, задержав его на моем пальто. Видимо она решила, что на него я и спустила деньги. Но ее мнение меня мало волновало, я уже давно переросла тот возраст, когда чужие косые взгляды и злословия трогали меня. Особенно взгляды чужаков, с которыми мне точно не надо было крестить детей.
Ведро, тряпку и порошок я взяла молча. Так же молча я выслушала объем работы. Отметив только, что мона с таким наслаждением отдавала приказы, будто упивалась своей властью. Хмыкнула, удивительно — но как часто те, кто вещал о смирении и послушании и отказе от гордыни и тщеславия, сами были подвержены этим порокам. И в следующие три часа я практически не разгибало спину, стараясь не морщиться от запаха едкого порошка, от которого щипало в носу и то и дело хотелось чихнуть. И от того, что я сдерживалась, чих получался затем громким, эхом отлетая от стен. Хорошо еще что мона после двадцати минут сверления меня своим взглядом, убедившись, что я даже с первого раза поняла ее объяснения, покинула меня, а то с нее сталось бы объявить что я еще и заразна и выставить меня прочь, стребовав задаток что дал мне манар.
Но я и впрямь не отлынивала от работы и старалась выполнить ее хорошо. Хотя с непривычки я и чувствовала боль в мышцах. Это я ходила на фитнес, а не Раян то и дело приходилось мне напоминать себе. И новое тело было пока слабым физическим и мне только предстояло это изменить.
А мысли, хоть я и старалась думать о чем-то другом, помимо воли возвращали меня к вчерашнему поцелую, который достался не мне.
И почему-то обиднее всего было осознавать, что у Андрея не закралось никаких сомнений и не возникло никаких вопросов. Ведь он меня знал гораздо лучше, чем родители или брат с сестрой. С ними мы в последнее время встречались только на семейных обедах и я уже не делилась с ними чем-то важным или личным.
Да и эти обеды стали своеобразной данью традициям. Нет, я конечно сильно любила родителей, но все же мне всегда казалось им более комфортно было общаться с братом и сестрой. С ними они были на одной волне. А вот я не с ними, а с Андреем делилась всем, что у меня было на сердце, и между нами вообще не было каких-то тайн.
Я в какой-то момент вырвала это мысли из головы с корнями. Глупо было мечтать о том, что я не могла изменить. А я всегда жила по принципу — не можешь изменить того, что солнце восходит на востоке — как минимум прими это, а как максимум — найди в этом плюсы.