Кабан бродит по ночам? Да ещё и людей убивает? Нет, ерунда! Чушь какая-то! Этот Малофей наговорит! Он же по возрасту - ровесник ещё русско-японской кампании. Хорош свидетель! Почище Панкратыча будет.
Шурка, как можно мягче, выразил своё недоверие:
- Нет, я думаю – дедушка ошибся. Старость не радость: зрение плохое, слух подводит. Опять же - галлюцинации на почве, извините, пьянства.
- Какой пьянства?! – взвизгнул Малофей, - я тверёзый был, как стёклышко! А зрение у меня – двести процент! Белку в глаз бью! И слух у меня отличный. А вина могу выпить море – и ни в одном глазу!
- Тихо-тихо! – успокоила разбушевавшегося старика Борода.
Она подала стакан Малофею. Дед выпил и обиженно засопел, нахохлившись. Охотника оскорбили Шуркины слова. Щенок, сОпли ещё на кулак не мотал!
- А Панкратыч? – задал резонный вопрос Петя, - Шурка, вспомни, что он говорил! Панкратыч-то Кабана тоже видел!
- Ну, Панкратыч, гы-гы! Этот наговорит. Врун-сказочник! - хохотнул практикант.
Петя ничего не ответил, Клавка лишь пожала плечами. Да и Прохор, против обыкновения, в полемику вступать не спешил.
Малофей же заговорил снова, тыча из своего угла в Шурку пальцем:
- Вот ты такой умный, да? Скажи-ка мне, паря: слышал ли ты чего о ведьме, что под пеньками лежит? А за упырей, что кровушку людскую пили, не ведаешь? Здесь в гражданскую такие дела творились, что упаси Господь! Сколько народу сгинуло – по сию пору неизвестно. А ты говоришь… галлюцинации, пьянство! Сам дурак!
- Война – она на то и война. На ней убивают. Не упыри с ведьмами злодействуют, а люди людей губят, - Шурка, воспитанный в советском духе, относился к подобным легендам скептически.
- Дык, вот я о том и толкую! Тогда, конечно, ералаш творился полный. Красные, белые, не пойми, кто. Стреляли друг в друга. Но были иные смерти, непонятные. Упырь людей со свету сживал! - выпучив глаза, вещал Малофей.
Шурка дальше не стал спорить со стариком. Он лишь тяжело вздохнул – мол, что взять с убогого? Петя с Прохором тактично молчали, не принимая ничью сторону.
- Приплыли! - развела руками Клавка.
Она тоже никак не могла понять: что же происходит? В натуре, мертвец ожил, или это пустой базар пуляют? Ясно было лишь одно. Нехорошие дела стали твориться в Березняках!
Наутро Суслонов оперативно забрал груз «двести». С погрузкой помогли незаменимые Петя с Панкратычем . Выдав им три рубля «командировочных» и забрав с собой Шурку, Боря отправился в путь.
- Вот, Афиногеновна померла, - сокрушался Суслонов, накручивая баранку, - уходит старая гвардия. Баба была, доложу тебе, Кудря – ух! Полпосёлка мужиков с ей шпокались. Да и я, грешный, дело прошлое, девственности лишился через эту самую Афиногеновну. В седьмом классе.
Три рубля накопил – на обедах сэкономил – пришёл к ней, говорю: дашь? Она мне: отвали, щенок! Я ей трёшку на стол – бац! Хорошо, говорит, покажу тебе мастерство-шестой разряд. Показала - да так, что я после неделю, как черепаха, ходил враскорячку. Вот такая женщина была – не то, что ваши мокрощёлки!
Боря замолчал, по всей видимости, предаваясь сладостным воспоминаниям.
Потом добавил грустно:
- Кто бы мне тогда сказал, что повезу её в морг - ни в жисть бы не поверил. Да, дела….
- А Кабан с ней дружил? Организмами?
- Это как? – не дошло до Суслонова.
- Ну, спал с ней? – кудрявый сделал неприличный жест.
- Мм… думаю, да, - поразмыслив, ответил Боря, - я подозреваю, что они были в связи. Похаживал Кабан к сторожихе, похаживал. Говорил мне – вином поит его старуха бесплатно. Ага, чичас! Так Боря и поверил. С каких шанег стала бы Афиногеновна на Кабана деньги тратить? У этой профуры снега зимой не допросишься, было. А Кабан к ей заныривал частенько, да всё на ночь глядя. Шпокались они - к бабке не ходи.
За разговорами время летело незаметно. К обеду «кореша» приехали в райцентр.
Петя прогуливался. На полученную трёшку они с Панкратычем купили самогонки и, как водится, выпили её. Плотник отправился домой отдыхать, а Синий решил пройтись по посёлку. Домой – в духоту - никак не хотелось.
Петя вышел на центральную улицу и, не спеша, направился в сторону магазина: туда, куда не зарастёт народная тропа.
Синий уже подходил к сельмагу, как вдруг его окликнул знакомый голос:
- Здравствуй, Петя!
Обернувшись, он увидел Татьяну.
Как обычно при встрече с ней, сердце Синего слегка дрогнуло. Разом вспомнилось всё: и первые поцелуи, и глупая ревность, и пылкая юношеская любовь.
- Привет, Таня, - только и смог сказать.