— Прямо на улицу? — с наигранным удивлением спросил мужчина, придерживая дверь. — Там же порядочно надоевшая зацикленная рутина, вечные ожидания и, вдобавок к перечисленному, лужи и ветер…
— Согласна, страшновато, — ответила Аня, поддерживая шутку и уже оказавшись снаружи. — Но в день сурка можно стать лучше, несмотря на погоду. Пусть зима ещё толком не началась, но хочется уже в самый конец февраля. Без ежедневного холода, не засыпая и просыпаясь в одной заснеженной ночи, растянувшей собственные границы до неприличия. Отчаянное ощущение, но эту песню я помню. И у меня есть ты, детка? Она пару лет стояла у тебя на будильнике, верно? Чего ты заливаешься?
Мужчина попытался унять смех, что совсем не получалось. Обнявшись, они шли вдвоём к машине. Разводы и капли на тёмной краске искрились в солнечных лучах, так что не смытая пыль и размазанная грязь отошли на второй план. Дорогу приходилось выбирать, не подымая глаз. Обувь и быстрые шаги прибавили свежих капель грязи на джинсы. Почти одновременно, оба молодых человека посмотрели на облака, свинец которых пробивало солнце.
— Я уж думал, что ты про зонт споёшь, — ответил мужчина, улыбаясь. — А махнула ещё лет на тридцать в глубину. Так далеко я не заглядываю, поверь. Но если тебе хочется, поедем поджидать весну домой. Там теплее.
Последние слова он произнёс в машине, запуская двигатель и пристёгиваясь. Закрытые двери и поднятые стёкла оставили за бортом прохладный вечер. Запах кофе и города стёрся, день забывался в листах календаря, в жёлто-серых оттенках. Время сметало выцветшие числа снаружи, но часы внутри подёрнулись и оставили отметку: ещё одну в неизвестности и непонимании последних промозглых дней.
Зелень вокруг, заросли кустарника и лиственные деревья ещё подчинялись неким геометрическим правилам. Но строения, основательно разрушенные, подтачивались временем и жизнью со всех сторон. Жизнь оплетала стены и дороги, давая только фрагментам прошлого оставаться на поверхности. Где-то наружу выныривала кладка, где-то ограждение, где-то остатки коммуникаций. Канавы в местах обвалов подземных туннелей переросли в каналы, ещё переполненные водой после прихода тепла. Журчание, плеск, стрекотание и полёты насекомых наполняли собой поздний вечер. Гармония в общей картине разрушений привносилась природой. Словно музыка оркестра в тишину зала. Со всех сторон, не оставляя от покоя и порядка камня на камне.
Большая часть цветов закрылась в прохладе ночи, приглушив ненадолго собственные запахи. Оглушение ароматами растений не слишком мешало различать следы, но с легкостью сваливало в кучу мысли. Чистой оставалась малая часть восприятия, пока обоняние полонило сознание.
Со зрением было проще. Весь сумрак представлялся Тесею строгим и ясным набором оттенков. Он не различал цветы среди зелени. Не отвлекался на всю палитру, не хотел задерживаться в развалинах. Время требовалось на практичные вещи: еду, выбор укрытия и сон. Становилось достаточно холодно, да и поиски ужина затянулись. Охота шла дольше привычного. Но, как и всегда, спешка грозила излишней задержкой. Поэтому Тесей методично, не прибавляя шаг, неслышно крался по заваленным природой и обрушениями улицам. Почти неподвижным. Но замершим только с первого взгляда.
В тишине и темноте Тесей слышал и чувствовал достаточно, чтобы быть уверенным в близости добычи. Он двигался тихо, выбирая каждый шаг и каждое место для опоры, не теряя концентрации. Перед очередным поворотом задержался за стеной дома: тело напряглось и расправилось, словно внутри инструмента натянули и настроили струны. Мышцы в напряжении пропускали сквозь себя массу тепла и энергии. Всё тратилось, чтобы поймать добычу и не быть пойманным самому. Есть от таких затрат захотелось ещё сильнее. Как и всегда.
Несмотря на голод, Тесею совсем не мечталось самому стать ужином. Крупных животных вокруг обитало предостаточно. Не только зверей, но и других — этим уж точно пахло в пропущенных проулках. Охотник не спешил выбираться на открытое пространство, полагаясь на ветреную удачу. Различимые запахи впереди оставались приятными и усиливались в последние секунды. Спустя ещё пару минут, в темноте ночи и в семи метрах от цели, скрытый за рослой травой, Тесей притаился.
Охотник заметил слетевшую к воде птицу. Прижался к земле, скрывая тело в тени и поведя плечами. Не всматривался и не гадал. Тесея вообще не сильно беспокоило, кто скрывался за озирающей окрестности фигурой: козодой или припозднившийся ворон. Птица оставалась похожей на чертовщину в серых оттенках. На еду в темноте. Хотя добыча не представлялась лёгкой. Потому охотник прижался всем телом к земле, перекачиваясь с ноги на ногу. Подбирался, невидимый в зарослях, таясь среди отколотых остатков зданий, лежащих на дороге. В паре метров от цели Тесей совершенно замер на секунды. Максимально близко, прикидывая за мгновения безопасный и надёжный прыжок. Наложил траекторию на реальность, подсознательно рассчитал основные силы и погрешности. При этом даже не задумался о существовании и механике подобных калькуляций и движений.