Корабль рушится на наших глазах: он опускается все ниже, и от него отваливаются части. Он падает под углом, летя к горной гряде за равнинами. Во все стороны разлетаются огромные обломки, а один бок разламывается – корабль больше не в силах противостоять силе притяжения. Словно метеоры, с неба летят горящие осколки поменьше. Оцепенев от ужаса, я вдруг понимаю, что это спасательные капсулы. Капсулы, которые не сумели отсоединиться от корабля. Капсулы, в которых не было мисс Лару, которая бы отсоединила их.
«Икар» камнем падает в горы и пропадает из виду. Больше он никогда не воспарит.
Мгновенно воцаряется тишина. Из-за горных склонов клубится густой черный дым, и мы безмолвно смотрим на это немыслимое зрелище.
– Вам и раньше приходилось выживать?
– Да.
– Но в таком положении вы ни разу не были?
– Если вы спрашиваете, была ли у меня раньше неопытная спутница, то нет, ни разу.
– Я спрашиваю, знали ли вы, куда попали.
– Я не думал об этом.
– О чем же вы думали, майор?
– Пытался предугадать, где приземлится спасательный отряд, и туда добраться.
– И все?
– А что еще?
– Об этом мы вас и спрашиваем.
Глава 6. Лилиан
Он берет меня за запястье и уводит со склона. Я чувствую крепкую хватку его руки: грубые и горячие пальцы впиваются в кожу. Кажется, я закрыла глаза. Но закрыты они или нет, перед ними застыла одна картина: падающий «Икар», огненная река в небе, вздымающиеся клубы дыма и пара. Не вижу ничего вокруг – только это. Майор мог бы столкнуть меня с утеса, а я бы даже не заметила, пока не ударилась бы о землю.
Я тащусь за ним, а ноги подворачиваются, каблуки скользят по неровной земле, увязают в грязи. Почему девушки не одеваются для подобных случаев? Наверняка походные ботинки отлично смотрятся с вечерним платьем.
У меня вдруг вырывается невольный смешок, и майор на секунду оборачивается, но потом снова сжимает мою руку.
– Еще чуть-чуть, мисс Лару. Вы держитесь молодцом.
Не держусь я никаким молодцом. Я все равно что тряпичная кукла. Посмотрите, с ней в комплекте идут туфли под цвет платья. Скелет продается отдельно.
Понятия не имею, где мы и далеко ли еще до капсулы. Ветка бьет меня по лицу, и я снова закрываю глаза… И снова вижу корабль.
Между деревьями прорываются лучи закатного солнца, и перед закрытыми глазами то мелькает тень, то их слепит нестерпимо яркий свет, который сквозь сомкнутые веки кажется красным. Сколько же времени мы провели на том склоне?
Корабль моего отца лежит в руинах. Я видела, как он падает с неба. А сколько людей погибло вместе с ним? Скольким капсулам не удалось отсоединиться?
Все, не могу больше идти. Майор едва не вырывает мне руку, пытаясь поднять на ноги; в голове проносится мысль, что потом рука будет сильно болеть. Он снова тянет, и сквозь сомкнутые губы у меня вырывается стон. Майор, наконец, понимает, что не сможет тащить меня через лес.
Он отпускает руку, и я как подкошенная валюсь на землю, едва успев подставить локти, не то уткнулась бы лицом в грязь, перемешанную с пожухлой листвой. Она пахнет кофе, кожей и мусором; совсем не похоже на сладкий запах грунта в голографических садах Коринфа.
Я потратила столько сил, стараясь пройти через все это хоть с каким-то достоинством. Хотела, чтобы майор думал, что я справляюсь.
Несколько секунд я тяжело дышу. От моего дыхания листья и пыль разлетаются в стороны. Когда майор садится рядом со мной на корточки, я невольно отшатываюсь.
– Лилиан.
От его мягкого голоса я впадаю в ступор больше, чем от резкого тона. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Карие глаза совсем близко. На его лице, как и на моем, будто остался неизгладимый след от увиденного зрелища.
– Пойдемте. Скоро стемнеет. Я хочу дойти до капсулы, пока еще светло. Вы держитесь молодцом, продержитесь еще – осталось совсем немного.
Уж лучше бы он вел себя как идиот. Неприязнь выдержать куда легче, чем жалость.
– Не могу… – выдыхаю я, и в эту секунду внутри что-то надрывается – то, что сдерживало меня крепкими холодными тисками. – Не могу, майор. Не буду! Мне здесь не место!
Он поднимает брови, и с лица его пропадает мрачное выражение. Когда оно расслабляется, в его чертах сквозит необычная теплота. И в моем замутненном горем и отрицанием сознании мелькает мысль, что эта его теплота раздражает меня больше всего. Но вот он открывает рот, и этой теплоты как не бывало.