Смотря на обеих кузин, можно было угадать их будущность. Жанна должна была любить глубоко, нежно, преданно. Мария обещала страсть со всеми ее порывами и упоениями. Первая должна была отдать всю свою душу безвозвратно. У второй любовь должна быть минутным забвением, безумной прихотью. Обманчивая женщина, которая будет смеяться над отчаянием любовника!
Итак, молодая девушки ждали чего-то неизвестного, ожидали неожиданного.
– Боже мой! – прошептала Мария, потягиваясь как кошечка. – Стать молодыми, богатыми, хорошенькими – и не видеть никого, скучать таким образом! Верно, любовники бывают только в романах! Неужели никто сюда не приедет влюбиться в нас?
Жанна не отвечала, но ее меланхолический взгляд задумчиво блуждал, показывая тревожную печаль. Эти юные сердца, никогда не бившиеся ни от чьего взгляда, трепетали от какого-то страстного стеснения.
Гроза приближалась. Вдруг молния прорезала тучу. Грозные раскаты грома огласили окрестность. Запоздавший путешественник спешит искать убежище к ночи. Звери в чаще леса уходят в свои логовища. Птицы прячут носик под крыло. Жанна боязливо прижимается к своей подруге. Гроза подавляет ее подобно тому, как буря гнет тростник. Мария, напротив, бодро поднимает голову, оживляется и с улыбкой смотрит на страх кузины.
– Глупенькая, – говорит она, и глаза ее блестят, – чего ты боишься? Гроза так красива. Я люблю смотреть, как сверкнет молния и огненная стрела ударит в лес.
Жанна взглянула на нее с чувством удивление к ее храбрости.
– Какая ты отважная! – сказала она. – Иногда я просто тебя боюсь.
Мария бросила на кузину пламенный взгляд.
– Что с тобой? – спросила та.
– Что? – вскричала Мария с внезапным порывом страсти. – Я хотела бы быть мужчиной, чтобы тебя любить! Ты такая хорошенькая, что, будь я мужчиной, наша скука исчезла бы мгновенно. Мы наконец узнали бы любовь, которой жаждем. Дай поцеловать тебя! Мне надо кого-нибудь поцеловать!
Она обняла Жанну, улыбавшуюся ее восторженности, и осыпала страстными поцелуями лоб, глаза и шею кузины, нашептывая прерывающимся голосом:
– Будь я мужчиной, моя Жанна, мы были бы очень счастливы и то и дело ласкали бы друг друга. Дай мне еще обнять тебя! Кажется, я сейчас умру.
– Ты сходишь с ума, Мария!
– Господи! Как твой муж будет в тебя влюблен! Почему я не могу быть твоим мужем! Ты прелестна, дай же мне на тебя полюбоваться! Я хотела бы… кажется, я хотела бы укусить тебя! – вдруг вскричала пламенная Мария, как бы увлеченная внезапным порывом страсти, но тотчас опомнилась и покраснела.
Жанна убежала от нее в испуге.
– Ты боишься меня? – сказала Мария. – Ты меня более не любишь?
– Люблю, но ты наводишь на меня страх. Ну как ты вдруг окажешься мальчиком! – заключила она наивно.
Мария захохотала. Она только что собиралась подразнить кузину еще, когда конский топот раздался по дороге. Девушки замолкли и прислушались с замиранием сердца.
– Не они ли? – шепнула Мария на ухо подруге.
– Кто – они? – спросила Жанна.
– Да неизвестные, которых мы ожидаем так давно.
Два всадника появились на повороте дороги.
Глава VI
Как один человек наделал хлопот императору Наполеону
Всадники, приближение которых услышали молодые девушки, огибали поворот дороги. Они ехали медленно, но пот лил с них градом. Их лошади, напротив, смотрели бодро, точно сейчас только были выведены из конюшни. Немудрено – эти два всадника были начальниками Кротов, разбойников Франшарского ущелья. Чтобы сбить с толку погоню, они переоделись и только что переменили лошадей. Они ехали с непокрытой головой. Кузины едва увидели мельком на повороте их темные силуэты, выделявшиеся на лазури небосклона, когда те мгновенно скрылись опять в изгибах дороги, чтобы показаться вновь не далее тридцати шагов от окна. Деревья скрывали их все время от любопытных глаз молодых девушек.
Один из всадников, молодой человек, у которого был нож с серебряной рукояткой, имел вид гордый, черные волосы, высокий и открытый, слегка округленный лоб и тонкие, черные брови, образовывавшие одну резкую прямую черту на матовой белизне цвета кожи – черту странную, придававшую что-то роковое этому характеристическому лицу. Глаза имели точно металлический отблеск золота – настоящие глаза сокола, со взором неподвижным, сверкающим, магнетическим. Нос орлиный, но красивый и правильный, придавал лицу отпечаток жестокости, свойственный племенам охотников и воинов, но рот с изящным очертанием губ и грустной улыбкой изобличал нежность. Округленный подбородок с прелестнейшей ямочкой сглаживал резкость некоторых других черт. Все вместе дышало силой. Если, с одной стороны, в этом лице ясно высказывался дух кровавых битв, то с другой – на нем отражались нежное сердце, добродушие и возвышенный ум. В этой избранной натуре, должно быть, вечно боролись два начала: ненависть и любовь, милосердие и жестокость, месть и помилование. Наружность этого молодого человека изобличала характер возвышенный, отсутствие всего пошлого. Его всякий счел бы за дворянина, судя по врожденному благородству осанки, изяществу и ловкости, с которыми он управлял своей горячей лошадью. Все в нем пленяло и очаровывало, черты поражали и останавливали взор, фигура приковывала глаз художника, ширина плеч скрывалась правильностью очертаний, стан был строен и гибок, нога безукоризненна и с сильными мышцами от бедра до пятки; наконец, рука вполне аристократична.