— Мастер Аплин-Армак! — позвал он.
— Да, сэр?
Гардемарин бросился по настилу палубы почти рысью, и Аэрли подавил желание покачать головой от давно знакомого удивления. Юный Гектор Аплин был самым молодым из гардемаринов «Судьбы», но всё же пятеро остальных, включая парней, не меньше, чем на шесть лет старше его, подчинялись ему почти автоматически. К его чести, он, казалось, совершенно не знал об их отношении. Разумеется, это было не так, что только заставляло Аэрли думать о нём ещё лучше. Мальчику, которому только что исполнилось двенадцать лет, было нелегко противостоять соблазну заставить плясать под свою дудку семнадцати и восемнадцатилетних, но это было именно то, что делал гардемарин Аплин.
То есть, конечно, он был не просто «гардемарин Аплин». Теперь юношу было правильно называть «Мастер гардемарин, Его Милость Герцог Даркосский, Гектор Аплин-Армак».
В случае Аплина, король Кайлеб использовал древнюю, чисто черисийскую традицию. Насколько знал Аэрли, никакое другое государство на всём Сэйфхолде не практиковало принятие простолюдинов в члены королевского дома в знак признания выдающихся заслуг перед Короной и королевским домом. Такая милость могла быть жалована только простолюдинам («Как было с титулом Острова Замка́ несколько поколений назад», — подумал Аэрли), и они становились членами королевского дома во всех смыслах. Единственное ограничение заключалось в том, что они и их дети стояли вне линии наследования. В остальном же, юный Аплин-Армак превалировал на всеми остальными аристократами, за исключением столь же юного герцога Тириенского, а все дети, которые когда-нибудь могли у него появиться, так же были бы членами королевского дома.
Сам Аэрли чувствовал полную уверенность, что мальчишка был в восторге от того, что его вернули на море так быстро, как это было возможно. По флотской традиции, старший офицер никогда не использовал титул младшего офицера, если младший офицер, о котором шла речь, был пэром королевства, чей титул обладал приоритетом над титулом упомянутого старшего офицера. Вместо этого использовалось его звание, а поскольку титул молодого Аплин-Армака обладал приоритетом над титулами всех офицеров королевского флота — включая Верховного Адмирала Острова Замка́ — это позволяло ему довольно легко вернуться к именованию его просто «Мастер гардемарин Аплин-Армак», что должно было стать огромным облегчением.
Конечно, на чисто общественных мероприятиях правила были другими. Поэтому, вероятно, было хорошо, что у экипажа королевского корабля было не очень много возможностей для общения на берегу. И Аэрли намеревался проследить, чтобы при проведении этих редких общественных мероприятий герцог был как можно более загружен на борту корабля.
Можно сказать, давайте пощадим парнишку до тех пор, пока ему не исполнится четырнадцать. Самое меньшее, что мы можем сделать, это дать ему время закончить обучение правильным манерам поведения за столом, прежде чем он столкнётся за ним с другими герцогами и принцессами.
Что оказалось одной из тех вещей, которым Аэрли лично обучал подростка.
Аплин-Армак наконец пересёк палубу и коснулся левого плеча, отдавая уставное приветствие. Аэрли серьёзно ответил тем же, а затем дёрнул головой в сторону неуклонно приближающейся земли.
— Спуститесь вниз, будьте любезны, Мастер Аплин-Армак. Передайте мои комплименты графу и сообщите ему, что мы войдём в гавань Хант по расписанию.
— Так точно, сэр!
Аплин-Армак снова отсалютовал и направился к кормовому люку.
«Он двигается не как все двенадцатилетки», — подумал Аэрли. Может быть, это было одной из причин, по которой более взрослые гардемарины смогли так легко признать его равным себе. Аплин-Армак был хрупко сложенным пареньком, которому никогда не предстояло стать высоким или полным, но он, казалось, не задумывался об этом. Была некая уверенность, чувство знания того, кем он является, не смотря на очевидный постоянный дискомфорт от его высокого дворянского патента. Или, возможно, это было просто от того, что в отличие от других гардемаринов, молодой Аплин-Армак знал, что он больше никогда в жизни не столкнётся с чем-то более худшим, чем то, что произошло с ним на борту КЕВ «Королевская Черис».
«Полагаю», — подумал Аэрли ещё более мрачно, — «что смерть твоего собственного короля у тебя на руках помогает взглянуть на этот мир под совершенно другим углом».
Мужчина, который всё ещё думал о себе, как о полковнике королевской черисийской морской пехоты Ховерде Брейгате, а не как о графе Ханте, стоял у фальшборта «Судьбы», в то время как капитан Аэрли осторожно вёл своё судно через переполненные воды гавани. Обычно это не составляло серьёзной проблемы, но сейчас, насколько мог сказать Брейгат, каждый квадратный ярд акватории гавани был занят небольшими парусными и гребными шлюпками, баркасами, яликами или плотами… и с каждого из этих ветхих судов неслись приветствия и крики жителей Ханта.