«Хватит!» — Он покачал головой. — «Конечно, они где-то… там. И каждая из них ждёт твоего сигнала».
Катер Симина подошёл к борту баркаса Аэрли. Руки потянулись, аккуратно притягивая две лодки друг к другу, и Аэрли наклонился к лейтенанту.
— Я думаю, что мы на месте, — сказал он тихо. — Однако я не уверен. Это, — махнул он рукой в сторону причала, в тени которого лодки качались на волне, — должен быть восточный пирс, если мы там, где должны быть.
Симин кивнул, словно ему ещё не было прекрасно известно об этом, и Аэрли почувствовал, как его рот дёрнулся в скупой ухмылке.
— Будь то восточный пирс или нет, это пирс, и это просто нужно сделать. Ты берёшь свой катер и баркасы с «Защитника» и направляешься на дальнюю сторону. Я собираю остальные лодки на этой стороне.
— Так точно, сэр, — подтвердил Симин. Приглушённые приказы были переданы, и Симин и обозначенные лодки постепенно ушли.
Аэрли подождал несколько минут, чтобы они заняли позицию у дальней стороны пирса. Затем его баркас повёл оставшиеся лодки к ближайшей стороне находящегося впереди причала, держась самых плотных, тёмных теней, отбрасываемых галеонами, пришвартованными к нему с обеих сторон.
Пара часовых на восточном пирсе стояли, хмуро вглядываясь с него в темноту. Было очень мало нарядов, которые, возможно, соответствовали бы скуке, возникающей от наблюдения за пустынной набережной подвергнутого тщательной блокаде порта. Как правило, они могли, по крайней мере, ожидать возможности быть вызванными местной городской стражей, чтобы помочь справиться где-нибудь с пьяной дракой. Но у моряков, чьи корабли были пойманы внутри блокады, кончились деньги на попойки, и местное правительство распорядилось ввести комендантский час, чтобы только убрать с ночных улиц докучливые команды торговых кораблей.
Это означало, что им было абсолютно нечего делать, кроме как стоять там, глядя на море, как будто их единоличная преданность наблюдательности могла каким-то образом предотвратить черисийскую атаку.
Кроме того, пока они торчали тут в темноте, они прекрасно понимали, что рота армейских вояк, которая должна была ждать, находясь в постоянной готовности, чтобы среагировать на любую тревогу, которую они могли поднять, несомненно, играла в кости в казармах. Не то, чтобы они завидовали своим собратьям солдатам по их развлечению, скорее они были возмущены, что их исключили из него. И всё-таки один из них что-то услышал за вздохами ветра и постоянным плеском волн. Он не знал, что это было, но, когда он начал поворачиваться в этом направлении, мускулистая рука обхватила сзади его шею. Его изумлённые руки инстинктивно взмыли вверх, удивлённо изучая этот удушающий стержень из кости и мускулов, но затем под его рёбра проник остроконечный кинжал, чтобы найти его сердце, и он внезапно потерял всякий интерес к тому, что он мог услышать.
Его напарник на дальнем конце пирса не получил вообще никакого предупреждения, по сравнению с ним, и капитан Аэрли хмыкнул в знак одобрения, когда он взобрался по лестнице со своего баркаса, со следующим за ним по пятам Аплин-Армаком, и заметил два тела.
— Хорошая работа, — сказал он сильно татуированному старшему матросу, который руководил устранением часовых. Улыбка, которую он получил в ответ, сделала бы честь кракену, и Аэрли снова задался вопросом, что же сделал этот человек, прежде чем поступить на флот.
«Наверное, лучше этого не знать», — сказал он сам себе ещё раз и отступил, когда остальная часть экипажа баркаса полезла на пирс.
Он посчитал головы так тщательно, как мог в темноте, пока моряки и морские пехотинцы формировали свои заранее подготовленные группы. Абордажные тесаки и штыки тускло блеснули в слабом свете фонарей пирса, и он посмотрел, как морские пехотинцы тщательно заряжают свои мушкеты. Тот факт, что новые «кремниевые замки» не нуждались в зажжённом кусочке тлеющего фитиля, был благословением, поскольку это означало, что они могли быть готовы к стрельбе, не смотрясь как потерявшаяся в темноте стая мерцающих ящериц. С другой стороны, это также увеличило вероятность случайных выстрелов, поскольку оно лишило мушкетёра визуальной подсказки, что его оружие готово к стрельбе. Именно поэтому Аэрли отдал очень конкретные кровожадные приказы о страшной судьбе, ожидающей каждого, кто осмелится заряжать свой мушкет во время долгой поездки на лодке.