— Я только говорю, что я был бы удивлён, если бы Инквизиция не имела ушей, расположенных ближе к тебе, чем ты знаешь, — трезво сказал Сосновая Лощина.
— Я точно знаю, кто является старшим агентом Инквизиции здесь, во дворце, Тревис. На самом деле, уже около трёх лет он отчитывается только о том, о чём хочу я.
— Ты подкупил представителя Инквизиции?
— О, ну нужно быть настолько шокированным! — проворчал Нарман. — Почему шпион Клинтана не может быть подкуплен? Только слюнявый идиот, который к тому же слеп и глух — а ни один агент Инквизиции, как я думаю, ты согласишься, таким не является — может не знать о взятках и мздоимстве, которое происходит в самом Храме каждый день! Если вся иерархия Церкви так же коррумпирована и продажна, как шайка портовых сутенёров, продающих своих собственных сестёр, то почему их агенты не должны быть такими же коррумпированными, как и их хозяева в Зионе?
— Ты говоришь о Божьей Церкви, — чопорно указал Сосновая Лощина.
— Я не говорю о Боге, и я не говорю о Его Церкви, — ответил Нарман. — Я говорю о Церкви, которая была захвачена людьми такими, как Жаспер Клинтан, Аллайн Мейгвайр и Замсин Трайнейр. Неужели ты хоть на мгновение думаешь, что «Группа Четырёх», чёрт возьми, делает что-то хорошее, чего хочет Церковь? Или кто-то ещё из Совета Викариев собирается рисковать своей собственной милой, розовой задницей, стоя на пути Клинтана и прочих, только потому, что они оказались лживыми, корыстными ублюдками?
Сосновая Лощина был больше, чем просто шокирован. Нарман неуклонно становился всё более открытым в своём недовольстве Храмом с момента битвы в заливе Даркос, но он никогда раньше не говорил так откровенно о Церкви и людях, что контролировали её политику. О, он никогда, по крайней мере со своим кузеном, не скрывал своего мнения о викарии Жаспере и его приятелях, но он никогда не распространял своё презрение к Великому Инквизитору и «Группе Четырёх» на всю иерархию Церкви!
— Что случилось, Тревис? — ещё мягче спросил Нарман. — Ты шокирован отсутствием у меня благочестия?
— Нет, — медленно сказал Сосновая Лощина.
— Да, ты шокирован, — уточнил Нарман всё тем же мягким голосом. — Ты думаешь, что я не верю в Бога, или что я решил отказаться от Его плана для Сэйфхолда. И ты боишься, что если Грэйсин или Инквизиция узнают, что я в действительности чувствую, то они решат сделать пример из меня… и, возможно, и тебя, так как ты не только мой первый советник, но и мой кузен.
— Что же, если ты настаиваешь, то, возможно, ты прав, — ещё более медленнее признал Сосновая Лощина.
— О, конечно, я прав. И я не удивлён, что ты удивлён, услышав это от меня. Это первый раз, когда я так откровенно высказываюсь кому-либо на этот счёт, кроме, возможно, Оливии. Но, учитывая обстоятельства, думаю, пришло время обсудить это с кем-то, кроме моей жены. Ну, я полагаю, с кем-то кроме моей жены и дяди Хэнбила, если уж я собираюсь быть абсолютно точным.
— Учитывая какие обстоятельства? — осторожно спросил Сосновая Лощина, и на это раз в его глазах появилась явная тревога.
Причина, по которой уровень его беспокойства взлетел просто до невероятных высот, была в том, что Хэнбил Бейтц, герцог Соломон, был не просто его и Нармана дядей. Несмотря на то, что ему было уже за семьдесят, Соломон оставался энергичным и острым как бритва. Физически он был почти противоположностью Нармана; в любом другом вопросе, он и князь были очень схожи, за исключением того, что, в отличие от своего племянника, Соломон не терпел политику. Возможно «большая игра» и нравилась ему лишь самую малость, но никогда не возникало вопроса ни о его компетентности, ни о его лояльности семейным интересам или самому Нарману. Вот почему он был командующим армией Изумруда. Это была должность, которая ему очень подходила, и она позволяла ему проводить как можно меньше времени в Эрейсторе, и быть дальше от политики.
«Что», — подумал в этот момент Сосновая Лощина, — «при случае было довольно полезно для Нармана. Дядя Хэнбил — это кинжал в его ножнах, но настолько «вне поля зрения, вне сознания», что даже умные люди не включают его в свои расчёты».
— Тут есть два отдельных момента для рассмотрения, Тревис, — сказал Нарман в ответ на его вопрос. — Ну, на самом деле, три.
Он отставил свою тарелку в сторону и наклонился вперёд, выражая серьёзность всем телом и выражением лица.
— Во-первых, с политической и военной точек зрения, Изумруд поимели, — сказал он прямо. — И нет, не нужен дядя Ханбил, чтобы сказать мне это. Кайлеб, в любой момент, когда захочет, может высадить войска на берег, при поддержке с моря. Это одна из тех вещей, к которым то маленькое дельце в Северном Заливе должно было привлечь моё внимание, если они до сих пор от меня ускользали. На данный момент, вероятно, он всё ещё наращивает силу своих войск: Бог знает, что черисийские морские пехотинцы хороши, но у него их было не очень много, когда началось всё это дело. С другой стороны, у нас их ещё меньше, если говорить про нашу армию, правда? Особенно учитывая, сколько людей служило в морской пехоте, когда с нашим военно-морским флотом случился этот «маленький несчастный случай». И пройдёт не так уж много времени, прежде чем он будет готов прийти сюда, в Эрейстор, возможно, с осадной артиллерией на буксире, чтобы постучаться во все двери, которые будут у него на пути, и я очень сомневаюсь, что дядя Хэнбил сможет доставить ему что-то, чем просто неудобство, когда он сделает это.