- Ты уж метать как задумаешь - кликни меня стогоправить, душу отвести напоследок.
Пригласили его.
Стог расчал на трёх копнах.
- Не мал ли начали? - усомнился хозяин. - Копён околосорока, по центнеру каждая!
- Пятьдесят уложим, - ответил старик.
Взял вилы-тройчатки с коротким черенком, взобрался и стал ходить по краям стога, растаптывая, принимая навальник за навальником.
- Не зевай! - кричат снизу.
Стога старик вывершил округлые - ни выступа, ни зазубрины. Утоптал - начнись сейчас дождь-косохлёст, не пробьёт ни в какую. Спустился с последнего по верёвке, ступил на землю, а нога не держит. Опираясь на вилы, доковылял до телеги, сел.
- Отметал я своё, ребята.
Поехали ужинать к хозяину. Зная заранее, что будут их угощать после работы, старик ещё утром попросил хозяйку.
- Ты мне, милая, супчику свари жиденького.
Сварят ему супу с куриными потрохами, выпьет старик с бабами красненького, похлебает горяченького, поговорит. А мужики на другом конце стола спорят о своём. Вот молодой парнишка, допризывник ещё, стал жаловаться на заработок. Вчера он скирдовал солому, так пятёрку всего заработал, а ребята на пахоте по десять рублей за смену выгоняют.
- Сынок,- не стерпел, вмешался старик,- ты вот жаловался, плата мала - пятерку всего заработал. Пятерка - это пятьдесят старыми. Полсотни, как мы называли. Ёе, полсотни-то, держишь в руках - деньги. А ты... Что ты вчера делал? Скирдовал! Ты стогометателем взял зараз копну соломы из-под комбайна и на скирду положил. Взял и положил. Сидишь в тракторе, только рычаги передвигаешь. А я, бывало, к куче такой пятьдесят раз подбегу да столько же навильников на скирду выброшу. Во как. Ладони горят, мозоли лопаются, а я...
- Ты мне дед, про раньше не толкуй, - оборвал старика захмелевший парнишка. - Я сейчас живу. Я сел на трактор - дай мне заработать. Правильно? А то - раньше... Ничего ты, дед, не понял, как я погляжу, в жизни. В навозе родился, в навозе умрёшь. Чтоб этой жизни, которую ты здесь прожил, да радоваться, тогда и на белый свет незачем появляться.
Смолчал старик, а сам подумал: "Сопля! Сейчас для тебя жизнь рубль, а поживёшь с моё - жизнь копеечка".
Встал, попрощался со всеми за руку, засобирался к себе.
- Посидел бы, дед, что одному-то быть?
- Нет, пойду, с утра домой не заглядывал.
И пойдет по переулку к своей хате.
Он найдет ещё себе работу во дворе; поправит поленицу, сарай закроет, где ночуют куры, в старое ведро щепы наберёт возле верстака - утром на растопку, а управясь, закурит. "Скоро картошку копать"-. с грустью подумал он, глядя в огород, и вспомнит, как выходили они со старухой каждую осень - копать. По хозяйству у них давно были размечены обязанности: старуха в хате около печи, он - во дворе, а уж такие работы, как сенокос, огород - вдвоём.
Утром старик шёл в огород. Отметив прогон, выдёргивая батву, складывал её кучками возле изгороди, а после завтрака начинали друг перед другом - ведро за ведром.
- Как картошечка нынче? - спросит кто-либо, проходя мимо.
- Мелка, да накописта, сорок лунок - два ведра,- разогнувшись, быстро ответит старуха, и спрашивающий засмеётся - старуха всегда так говорила.
Была она ростом чуток пониже старика, а уж проворна как... Глянешь, ведро опять полное. А день чистый, тёплый, огнянешься - по огородам согнутые спины.
-Эх, Никитишна,- кряхтит горестно старик. - Как же это, жили вместе, а ушла одна. Подождала б.
Идёт в избу.
Но спать ему не хочется, а занятия себе никак найти не может. Садится к окошку и опять лезет в карман за табаком.
В окно виден пустой переулок, уходивший к речке, к горбатому мосту - давно старик не был на той стороне.
Так сидел он, курил, думал, а уже темнело. Сумерки постепенно скрали соседские хаты, изгороди, рябину в палисаднике.
"А уголёк-то ноне жарок в цене - не растопишься с пенсии,- думал старик. - Благо сушняка за лето насобирал - хватит, дай Бог, на зиму".
И о смерти думал старик. С того дня, как похоронил старуху, он иногда задумывался об этом, вскользь, как о каком-то обыденном деле. Шибко голову ломать не к чему было - раз так определено природой. Единственно, что хотел старик,- это умереть на ногах и при полном разуме. А как сляжешь в болезнях - кому-то ухаживать нужно будет за тобой, а это завсегда в тягость. Плохо, что похоронят чужие люди, ну да что ж теперь - раз так сложилось. Свои же, станичные похоронят. А наказ насчёт хаты и всего остального он даст кому-нибудь заранее.