Тю-у, дошло наконец до меня, да это же Мерлон, известный в станице барыга. Тут уж я по новой ноги в руки. Коньки лёд в куски кромсают. Лечу, точно ветром несёт.
Немного погодя забираю в сторону - лёд вязкий пошёл, подтаял, ну и скорость, понятно, уж не та. Вижу, от берега шибко отклонился, ну да что уж теперь. Силёнки подсобрал, только бы оторваться. Мешком всю спину изожгло, лямки в плечи поврезались. В висках кровь стучит. Нервы как струна, а мысли в башке как на карусели.
... Дело то было года за два до того. Может, поболе. Зимою. На шабашку меня уже несколько недель не звали. Хлеба в обрез. Хорошо ещё - под конец января река встала. Надолбил я лунок подале. Раз вытряхиваю из сети рыбёшку на лёд, слышу - за спиной ржёт кто-то. Оборотился - мужичонка, такой из себя мозглявый, из камышей вылазит и лыбится, зубы жёлтые, аж во рту им тесно. С подначкой хихикает-то и слюни висят. Это и был Мерлон.
- Рыбкой балуемся? - ехидно так спрашивает.
- Живём, как можем,- отвечаю ему.
- Рисковое дело по нашим временам-то.
- Так ведь покуда никто не знает...
- Ну-ну, выходит, можем и столковаться, если есть голова на плечах. Вот я и думаю: лучше сегодня синица в руке, чем завтра на нары, так ведь? - говорит, сука, а сам хихикает.
С того дня половина улова - ему. Кабы тем кончилось! Неделя проходит - подавай ему уже три четверти. Ну, я его и послал по матушке. А он, гнус поганый,- в милицию. Посадили меня. Целых два года отбарабанил. Выпустили меня где-то в конце апреля. А в мае у него возьми да сгори дом. Он по станице слух пустил, что, мол, я из мести подпалил. На каждом углу гад грозился, что меня укокошит! А мне дюже обидно было, потому как пожар не моих рук дело.
... Вот, значит, этот самый Мерлон и пёр за мной по льду. Чтоб прикончить, как обещал! Понял я, к чему дело клонится и ровно как сил у меня поприбавилось. Пригнулся и шпарю. За руками слежу, чтоб с ногами в лад работали, не махали попусту. И мозги не дремлют, на всю катушку наяривают. Чего только не передумала моя горячая головушка! Под конец такое зло взяло, хуже некуда. Выходит, говорю я себе, этот гнус поганый пришить меня хочет. Говорю, а сам карман щупаю., на месте ли ножик. Остановился. И что же? Мерлона сзади и нетути. Может, со следа сбился, может, гад, заплутал где. На слух-то, кажись, к камышам подался. Но толком не видать - темновато стало. "Вот олух,- это уже я себя руганул,- а если это вовсе и не Мерлон, чего ж я мотаюсь тут зазря, как чумовой? Да, может, никто вовсе и не гнался за мной, померещилось просто, почудилось".
Думаю таким вот манером, а сам крадусь тихонько в ту сторону, где он, по всему, быть должен. Остановился. Слушаю. Вроде и там двигаться перестали. Подаюсь влево - и там влево берут. Я вправо - там та же картина. Тут уж и дураку понятно: выходит, по мою душу всё-таки.
А уж страсть как темно сделалось. И что-то всё время потрескивает. Вблизи хоть малость, да видно. Пригляделся - по льду тоненькие трещины змейками вьются и потренькивают, ровно кто музыку играет. Тут лёд как запучит, и треск сразу другой стал - погуще, басовитный такой. И борозды, борозды по всей глади речной, будто плугом по ней прошлись. Гуси посыпались с места, расшумелись на всю округу. Жалобно так погочут, тревожно. Я все глаза проглядел, а только напрасно - нигде ни души. Зазяб весь. Погреться, думаю, надо. Пробежался по кругу метров несколько, потом ещё разик и еще. Так - с полчаса. Вдруг опять, да рядом совсем, громадная трещина ка-ак хрястнет, как полонёт лёд-то! И тут слышу - крик, да ещё с матерком.
- Эй, кто там? Чтоб те околеть, в бога душу... Тону! На помощь! - и замолк, точно оборвался.
Я осторожно подвигаюсь туда, где кричали. Метров через полста углядел: здоровенная трещина, вся ледяной кашей забита. Я вдоль неё, чуть не ощупью. Вижу, из разводья голова человечья торчит. Я серник запалил: он, Мерлон. За край норовит ухватиться. Руки все в крови. Зырит на меня жалобно и скулит. Ну а мне первое что в башку пришло - врезать ему как следует. Но не врезал. Наклонился пониже, чувствую даже, как он в лицо мне дышит. Уж и руку было протянул ему, но тут нашло что-то на меня, слышу, вроде хихикает кто позади, странно так и слов не разобрать. Я, понятно, оглядываюсь, а за спиной темень одна. Бред какой-то, думаю, и снова к трещине повертаюсь. А тот смешочек-то опять раздаётся. Только теперь уже будто из нутра моего выходит. Прямо в мозги втемяшился и весь там искорчился, ехидством изошёл. Ни дать ни взять Мерлон ржёт. Тут меня и прорвало, все обиды прежние - как по сердцу ножиком. Таким я бешеным сделался, чувствую - перекосило всего. Склонился над трещиной да и спрашиваю с улыбочкой:
- Рыбкой балуемся?
Мерлон только зенки вылупил.