Выбрать главу

 Никита влез на стул и принялся рыться на шкафу. Из под кучи старья он извлёк деревянное устройство. В приделанном к нему ящичке было сложено несколько заготовок для подошв, нарезанных прямоугольниками.

 - Вот, значится, оно самое и есть...

 - Спасибо,- сказал черноволосый парень, взял из рук сапожника пару резиновых подошв и зачем-то понюхал их.

 Христя тоже взял пару пластин, повертел их, пощупал, а затем с грустным и значительным выражением лица передал актрисе. Неуклюже и неуверенно поклонился. Актриса уронила папиросу. Она ухватила подошвы обеими руками, её сумочка соскользнула на запястье.

 - Сколько вы хотите за все эти подошвы? - спросил парень.

 Никита растерянно посмотрел на красивую белоснежную руку актрисы и покачал головой:

 - Ничего не хочу. Эти подошвы ничего не стоят.

 Воцарилась тишина. На глазах актрисы выступили слёзы. Она обеими руками судорожно сжимала резиновые подошвы и безвучно плакала...

 Машина взяла разгон вдоль улицы. Поднялось облако пыли, оно скрыло и машину, и акации по сторонам дороги, и дома. Гости уехали, учитель и сапожник остались перед домом одни.

 - Красивые руки у этой актрисы,- сказал сапожник,- благородные.

 - Она приехала из Сибири... Тот танк, что наполовину сполз в реку, водил её сын.

 

 

                                                                   Б   Р   А   Т    Ь   Я.

 

 

 Если пройти через майдан, мимо управы рыболовецкой артели, а затем еле заметной тропкой обойти развалины церкви, пройти заброшенным садом и спуститься с холма, то внизу, на песчаном берегу, вы увидите курень Петра.

 Низы каменные, их клал ещё дед Прохор, а верха за год до кончины обновил отец - Силантий Прохорович. Теперь уж вид не тот - время сделало своё дело...

 Течёт Дон-батюшка, ленивой волной накатываясь на берег, жирные голуби роются в тёплом песке, расплавленное солнце окрасило пейжаз в красноватые тона. Полуденная тишина и зной. Давно уже нет Петра на этом свете, а курень всё стоит и стоит. Редкие жильцы, заезжие студенты, разрывают тишину берега своими криками и заграничной музыкой. Станичники стараются не подходить к базу, помня ту страшную трагедию, что здесь произошла много лет назад.

 Петр, старший сын, был довоенный, а Павел родился в военное лихолетье, когда Силантий Прохорович отбивался от фрицев под Москвой, а потом гнал их на запад. За всю войну не бывал он дома, судьба миловала его от ран и контузий - воевал с первого дня до победного. А немцы в станице стояли недолго, и как раз на берегу, невдалеке от куреня Силантия и Клавдии, у них был какой-то хитрый пункт-пост под охраной тройки рыжих баварцев. Один из них то ли силой, то ли ещё как, но с Клавдией сошёлся. Понесла она от супостата и родила Павла - рыжего мальчонку с белёсыми бесцветными глазами.

 Судьба не телега - ею не управишь!

 Вернулся Силантий с победой в орденах и медалях, хмельной от радости, а на базу два пацана. Один Пётр - чероглазый, статный подросток, а другой - рыжий и росточком от горшка два вершка. Первую неделю пил с казаками-фронтовика вусмерть, на базу не показывался, а потом, домой воротясь, запер Клавдию в сарае и исполосовал батькиной плетью, да так, что она, бедная, десять дней из сарая не могла выйти. Петр ей еду носил, как мог ухаживал за матерью, а братца своего Павлушу люто ненавидел.

 И всё ж таки жизнь берёт своё. Надо было хозяйство ставить, заводить живность,что за годы войны утеряна, курень подправить. Скрипя, со скандалами стали жить вчетвером, но в День Победы Клавдии хоть с базу долой. Силантий за Победу выпьет стакан-другой и за плеть...

 Пришло время Петра в солдаты провожать, а его Силантий Прохорович любил пуще жизни своей, и закручинился он от предстоящей разлуки с сыном. Павлуша, так тот больше к наукам был сподобен. Пётр и со свиньями управлялся, и с коровой успевал, и за конями смотрел. А Павел всё с книжками, с тетрадками. И дружбы особенной по станице не водил, всё особняком, особняком.

 Увезли Петра на сборный пункт, и с того дня Силантий запил. Постепенно хозяйство приходило в упадок, а пришло время - Павлуа в город подался, в институт поступать, на агронома. И вовсе дом осиротел на берегу Дона. Ни с того ни с сего Силантий пристрастился к рыбалке и стал пропадать днями-ночами на Дону. В это время Пётр успокаивал взбунтовавшихся венгров. Был ранен в столице их, Будапеште, и потом долго его лечили в госпитале под Киевом.

 Павел учился усердно, приобщился к комсомольской работе и вскорости стал их вожаком. Дома появлялся редко, а если и приезжал, то ненадолго. Клавдия совала ему какие ни на есть деньги, в сумку шмат сала, маслица домашнего и он убирался восвояси. Дела комсомольск ие и студенческие требовали его присутствия в городе.