- Чего доброго,- не стесняясь плюнул под ноги Ерофеев,- рожать вы мастера, только волю дай.
И пошёл через мост в конец проулка к бабке Лукьяновне.
- Что ж мы, начальник, так и будем венчаться по станице из конца в конец? - спросила женщина.- Дождь идёт.
Ерофеев не ответил.
Все, кто в это ненастное время был на улице, видели, как трое ходят по станице. Переговаривались. Судачили на свой лад.
- С кем это Ерома кружит битый час?
- На жительство приехали, новенькую, гадает, где поселить.
- Откуда её принесло?
- Из тюрьмы - откуда ж ещё? Добрую не пришлют.
- И-и. Молодая, а уже отсидела. За что и судилась только?
- За убийство, за что ишо? Ты заметила, как глазами стрижёт. Разбойница! Мужа, поди, гробанула, а то - хахаля!
- За такое, говорят, расстрел!
- Не каждому.
Ерофеев вёл приезжую к бабке Лукьяновне. Большой дом старухи был разделен пополам. Во второй половине с отдельным входом жила недавно бабкина племянница с мужем, но она перебралась ближе к центру, и теперь бабка бытовала одна. Шел к Лукьяновне Ерофеев неохотно. Шел замедленным шагом, дожидаясь, пока попутчица докурит, не дай бог увидит ее бабка с папиросой - лучше не подходи. Бригадир не то чтобы враждовал с бабкой, но все-таки доброго разговора у них не получалось - ругань одна. Ерофеев всю войну прошел старшиной, да и после, потому разговаривать привык коротко, редко выслушивая возражения. Но на бабку Ерофеевы команды не действовали. Забредут, к примеру, бабкины гуси в посевы - Ерофеев в крик.
- И твои, и твои заходют,- жалеючи, покачивая головой, скажет бабка. - Заметили, как же. Чи своих допрёжь устереги.
Ерофеев ругается с женой.
Подошли к дому. Бабка в ограде поила телка.
- Лукьяновна,- поздоровавшись, бодро начал Ерофеев. - Ты вот все жаловалась, что скучаешь по вечерам одна, так я тебе постояльцев привел.
- Кого ишшо? - выпрямилась от ведра бабка.
- Приезжая, жить будет у нас, работать,- пояснил бригадир.
- Сколько же ей годов, приезжей? - вытирая о подол руки, спросила бабка. Спросила, будто Ерофеев один стоял перед нею..
- Сколько лет... - Ерофеев не знал, сколько. - Молода еще.
- Что же у ней, у молодайки, по сей день ни кола ни двора своего - на постой просится?
- Как специалиста прислали,- врал Ерофеев. - Потом квартиру дадим.
- Видать,- протянула бабка,- приезжая тут один специалист.
- Ты, бабка, ровно прокурор... - Злясь, Ерофеев переступал, как конь, с ноги на ногу. - Что да как. Сама же просила постояльца, а теперь отнекиваешься...
- Так я у тебя кого просила? Училку. Она девка тихая, образованная. Она б мне письма под диктовку писала. А ты взял да отвел к Лушихе. А у Лушихи ее и положить негде. У середь пола чугунок ведерный с картохой. Я гутарю...
- И эта не хуже,- не дослушал Ерофеев,- эта будет письма писать - диктуй только успевай. Принимай жиличку, разве я плохого человека могу тебе привести?
- Ты все могёшь,- покивала головой бабка,- ты в прошлый раз...
- А мы тебе дров привезем в первую очередь,- выложил свой козырь Ерофеев. - Как по заморозку снег пойдет - так тебе. И распилить поможем.
Дрова бабку доконали. С дровами, по мнению бабки, бригадир обычно хитрил. Всем привезут давным-давно, а она все ходит, клянчит - кланяется. То трактор занят, то мужиков не соберешь - в работе все. По талому снегу и привозят.
- Смотри,- сказала она, открывая калитку,- на дровах объегоришь - лучше не подступайся.
Но Ерофеев уже уходил, хлюпая по лужам и тихо матерясь.
В сумерках к бабке зашли вроде как по делам все соседки. Бабка загоняла гусей в ограду.
- У тебя поселились эти? - поинтересовались соседки.
- У меня,- бабка с хворостиной подошла к калитке. - Куды ж еще? Сам Ерофей привел, уж то просил, то просил. Я, говорит, лукьяновна, дров тебе в первую очередь. И распилим-расколем, и...
- Кормила их?
- Как же... Супу дала, хлеба. Парнишке кусок сахару. Она-то хлебала суп, хлебала, аж ложкой по дну скребла.
- Изголодались.
- Обещал им Ерофей продукты из кладовой отпускать попервости, да не знаю - как они зиму перезимуют. Протянут ли?
- Ты пойди глянь, что она делает.
Бабка со стороны огорода подкралась к окну, пригнувшись, заглянула. Вернулась скоро.
- Лежит, курит.
- Вон оно что,- закрутили головами бабы. - Курит. Як мужик.
- Подошли, я как глянула на нее - батюшки мои! До того страшна, до того страшна, я таких не видала ишшо. Глаз черный, порченый... Как повела на меня - я аж присела. А парнишка пригожий.