Он проводил ее и долго стоял у дверей, как будто не желая с ней расставаться...
Погибший Вадим, когда-то предавший ее, все еще ею любим, а он, живой и не предававший, никому не нужен...
Б О Л Ь С О Б А Ч Ь Я.
Он поднял руку помахать на прощанье и почувствовал вдруг резкую боль под ребрами. Судорожно передернулся, но жена ничего не заметила - она давно уже перестала замечать окружающий мир. Ей надоели книги, театр, спицы для вязания, весь мир. Надоели даже собственные дети. Любила смотреть спортивные передачи по телевизору - бокс и теннис. И при этом вечно что-то ела. Чайную колбасу или несоленый, безвкусный грибной салат. Жевала и смотрела, какие удары обрушивают боксеры друг на друга, как теннисисты лупят мяч. Если кто-нибудь падал, она на миг прекращала жевать и улыбалась...
Боль из-под ребер переместилась куда-то под грудину. Он даже согнулся, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Но продолжал махать рукой и через силу улыбался. Когда поезд тронулся, он почти уже ничего не видел перед собой: все застилала белая пелена боли.
Побрел к стоянке. С трудом сел в машину. Завел мотор. Осторожно, не торопясь, разогревал его. Пошел снег. Причудливо кружась, падали белые снежинки. Они покрывали стекла машины, асфальт, вагоны, чернеющие за оградой. Давно пора было уехать со стоянки: все новые и новые машины, подъезжая к вокзалу, нетерпеливо кружили в поисках места. Да и шел снег. Но он никак не мог решить, куда направиться. Его ждала Юля. Камин с изразцами, дичь, марочные вина, а еще ее мамаша. Один вид старухи вызывал в нем раздражение.
Он включил дворники и повернул рычаг на первую передачу. Осторожно выехал со стоянки. Он знал, что Юля уже накрыла на стол и зажгла свечи. Свечи еще что! Вокруг нее - зимний букет и сама она с пышными волосами. Он всегда любил женщин с пышными волосами. Ему нравилось, что в этих волосах можно заблудиться, как в джунглях, и бродить там часами, не зная, где запад, а где восток. Просто идти и ни о чем не думать. Что у его жены нет души, а есть только псевдоаристократические манеры, холодная красота и мраморная кожа, он понял давно. А в джунглях Юлии было приятнее, чем с женой, ведь джунгли все скрывали, о том, что у нее нет души, можно было лишь догадываться. Это не так бросалось в глаза.
Он медленно вел машину сквозь вечерний снег. И никак не мог решить, куда же ехать. Его тянуло в джунгли, хотелось погрузиться в них, забыть все на свете и самого себя. Но резкая боль не отпускала, и ему не хотелось, чтобы Юля о ней знала. Горько усмехнувшись, он включил сигнал поворота и поехал в сторону дома. Стало немного легче, но, когда сквозь снежную пелену он увидел очертания своего дома, боль снова взяла свое.
Он торопливо запер дверь и принял болеутоляющее. Поздно. Боль уже овладела им, свалила на постель. С посеревшим лицом лежал он в кровати и ждал смерти. Ничего другого уже не будет. Он примирился со своей участью и лишь в душе ругал жену: нашла время уехать... Почувствовала, что я заболеваю. И уехала, чтобы не пришлось ухаживать... Стакан воды подать... Когда она дома, я не имею права болеть. Должен околевать стоя, как кляча какая-нибудь.
Зазвонил телефон. Он встал, дотащился до стола и снял трубку. На другом конце провода услышал шепот Юлии:
- Ну, наконец-то. Уехала?
- Кто?
- Жена. Ты же говорил, она уезжает.
- Нет еще.
- Если она будет так возиться, то опоздает на поезд. Помоги ей собраться.
- Хорошо, помогу,- сказал он и положил трубку.
Рассеянно огляделся вокруг. Поискал глазами жену и вдруг понял, что он один. Это конец, подумал он. Когда человек лжет любовнице, говоря, что жена еще не уехала,это уже конец. Дела, стало быть, совсем плохи.
Скрючившись от боли, он с трудом добрался до кровати и лег. Боль притупила мысли и чувства. Была только боль, а все остальное отступило...
Гул и прохот за окном сверлили мозг, били по натянутым нервам. Каждый звук с улицы болью отдавался в теле. Вдобавок где-то завыла собака. Выгнали псину на балкон, она и замерзла, подумал он, зачем только такие люди животных держат? Наверное, любовью занимаются и не хотят, чтобы собака видела. Или сделала лужу на ковре, а теперь в наказание мерзнет на балконе. А я должен слушать...
Собака выла безнадежно, отчаянно. Этот вой он скорее ощущал, чем слышал, он отзывался в теле невыносимой болью. Ослабевая, собака хрипела и затихала, но потом принималась выть снова, и боль опять становилась нестерпимой. Это там, внутри, под ребрами, болела, ныла неудавшаяся его жизнь. Написанная еще лет десять назад книга не издается. Литературные переводы не приносят удовлетворения. Сколько раз брался за новую тему, но так ничего и не написал. Левые заработки - унижают. Жена, дети, а потом джунгли Юлии... Собака выла, скулила, рвала и терзала его тело.