- А кто будет платить?
- Я! Я заплачу.
- Вы? А кто вы сами-то? У вас хоть деньги есть для оплаты?
- Послушайте, у меня есть деньги, и вполне достаточно. Пожалуйста, приезжайте скорее, пес совсем уже плох.
- У вас ноги не болят? - спросил ветеринар.
- Пока не жалуюсь.
- Прекрасно, тогда иди ты к чертовой матери. И прихвати с собой свою собаку. Может, там вам полегчает.
Ветеринар бросил трубку, а он намотал шнур на палец и начал медленно раскачивать...
Он давно догадывался, что мир таков. Но теперь, когда убедился в этом, ему не стало легче. А собака все выла и выла.
Ему казалось, она воет прямо под ребрами. Он положил трубку и побрел к окну. Опершись на подоконник, стал смотреть, к каким ухищрениям прибегает собака, чтобы подохнуть.
Из дома напротив вышел мужчина. Рука его была в кармане, он направился к собаке. Подойдя к ней, он вытащил револьвер и дважды выстрелил. Собака затихла и сдохла. Пули сделали свое дело. А мужчина повернулся и ушел в дом. Для собаки это было, конечно, облегчением. Но он задумался над происшедшим. Ему преподали наглядный урок. Вот как надо поступать в сложной ситуации.
Он упал на кровать и застонал. Как ни ужасны были эти выстрелы, а ему стало легче. Наконец-то хоть относительный покой. Но он никак не мог примириться с подобным решением. Убийство - не выход. Он хотел от жизни совсем другого. Не трупов.
Тишина, воцарившаяся после выстрелов, опустошила его. Он уснул.
Во сне он карабкался на гору, выше и выше, ведь с макушки видно еще дальше. Он забрался на самый вверх, но ничего не увидел: плотной стеной стоял туман, а выше лезть было некуда. Ночной холод пробрал его до костей и убил на вершине. Превратившись к утру в кусок льда, он упал с горы. Ударившись о землю, на миг почувствовал, что жив. Видимо, настоящее проявление жизни - это боль.
Н А В Е Р А Н Д Е.
Тарахтит в углу старенький холодильник. В окно несмело ползет майское утро, а по стеклу от края до края вдоль трещинки фланирует тощая муха.
Хозяин еще не проснулся. За печкой, которая разделяет дом на комнаты, на скрипучей деревянной кровати под цветастым одеялом, сшитым из кусков разноцветной материи, он будет спать до начала жары. Ночью ему не спится. До первых петухов сидит на веранде и смалит свой любимый "Беломор", запивая папиросную горечь чаем. Я живу у него уже почти месяц, пытаясь хоть что-то сделать со своей новой книгой. Но работа не движется, и как-то незаметно угас к ней интерес.
Приехал я в станицу вечером. По старой дороге с проплешинами асфальта спустился с холма, на бренве под каштаном сидели три мужика. Я подошел.
- Здорово, мужики.
- Разуй глаза... Ты иде мужиков видишь?
- А-а-а... Пардонтье, господа казаки, вечер добрый.
- Кому как,- хмыкнул один из казаков, сидящий ко мне ближе.
- Вы мне не подскажите, кто в станице комнату может сдать на пару месяцев или флигель?
- А на кой тебе? - спросил другой казак и хитро сощурил глаз.
- Для жилья.
- Оно понятно, что для жилья, а ты один али с бабой?
Я огляделся вокруг себя, удивился:
- Так вроде один.
- А что в станице будешь делать? - допытывался казак с сощуренным глазом.
- Я писатель. Книгу пишу.
- Городской?
- Из города.
- А че к нам? Поехай дале.
- В прошлом году мы сюда с другом рыбалить приезжали. Он художник. Костя Егоров, может, знаете?
- Вас тут косяками ходит, всех не упомнишь. Так шо?
- Ты, дед, как особист, допрашиваешь.
- А я и есть особист... В органах работал.
- Ага, в органах... - подначил старика его сосед по бревну. - Лошадям зубы чистил.
Старик улыбнулся доброй улыбкой, встал и положил мне руку на плечо.
- Пошли, писатель, сговоримся.
Прошли мы совсем немного по безлюдной улочке к дому старика. Он всю дорогу молчал и уже у калитки, открывая ее и пропуская меня вперед, сказал:
- Иди смело, собаки нет, а кошка у меня смирная.
- Красиво у вас в станице,- ответил я и прошел к дому.
- Я живу один, так шо не помешаешь. Выбирай в хате любой угол и живи сколь хошь - мне только в радость жилец в хате. И чево греха такить - деньга не помешает.
- Я заплачу сразу за два месяца, а там посмотрим.
- За два так за два,- согласился старик и протянул мне руку. - Меня зови Петр Анисимович, а хошь - так просто Анисимович.
А вечером, когда спала жара и аромат цветущей акации дурманил воздух, мы на веранде пили местное вино и Анисимович, расказывал мне о своей жизни...
- О детстве своем мало что помню. Война. Голод. Солдаты. То наши, то румыны. Помню, сидим мы с материю и с бабушкой в подполе, ховаемся. Крышка подпола открывается, и в проеме лаза - солдат с автоматом. Посмотрел на нас, испуганных, что-то сказал на своем языке и закрыл крышку. Как-то раз через хутор танки шли, мы побежали смотреть, а солдаты нас отгоняли, но это были не немцы, а румыны. Так один солдат, я до сих пор его лицо помню, дал мне конфету. И где он ее только взял, а я запомнил на всю жизнь - это была моя первая конфета...