О Дне Победы помню одно: плачущая мать и бабка в углу на лавке сидит. К нам забежала соседка, радуется, вся веселая. "Что ж ты,- говорит,- Даша, плачешь? Радость-то какая - Победа!" - "Да мне-то что?- отвечает мать. - Мой Анисим все одно не вернется". - И еще громче голосит, а бабка на лавке крестится.
Единственное воспоминание об отце - это тоже слезы. Помню, что мы только пообедали, я сидел на кровати, мать мыла посуду, и вдруг бабкин крик со двора: "Сынок! Анисим!" Мать во двор на бабкин крик, и я за ней. Отец стоит посреди двора, рядом мешок. Мать с бабкой обхватили его руками и воют; на них глядя, и я в крик...
Отец приходил домой в отпуск по ранению. Пробыл неделю и уехал. Уехал уже навсегда. Убит в боях за Кенигсберг. Это черт его знает где, на краю России.
Допоздна проговорили мы с хозяином. Безветренная, тихая ночь, наполненная запахами и легким шорохом листьев, окутала станицу, рассыпав по небу миллиарды звезд. Истосковавшийся в одиночестве, Анисимович, радый мне, все подливал винцо, прохладное, и потчевал своими воспоминаниями...
Конечно, он уже в том возрасте, когда душа только помнит и уже не мечтает. Жена умерла, а дети разбрелись по белу свету, создав свои семьи, свою жизнь, и старику слали нечастые письма и короткие телеграммы к праздникам!
- А что письмо? - говорит старик. - Лучшее письмо - это конверт с деньгами. Песия маловата, как детская распашонка. Я как-то прикинул на досуге, от чего за год мне пришлось отказаться, в смысле питания... Ой ля-ля! А ведь от плохой кормежки и болячки появляются, а нынче болеть - совсем беда. Станичники на Кругу гутарят - войны нет, и то хорошо. А как же ее нет? По всей окраине России стреляют, а то в Москве нет-нет да и грохнет. С такой жизни и в Бога начнешь веровать. А что? Вот случай был в Федосово. В колодец с ледяной водой упал восьмилетний пацан. Он напрасно звал на помощь, его кинулись только через пять часов. Когда пацаненка вынули из колодца, он был совершенно белый, от инея побелели даже карие глаза.
В больнице он пробыл всего день. Его даже в район не возили.
У пацана, что пять часов в ледяной воде пробыл, даже насморка не приключилось. Так врачи опупели: что за чудо?! А станичники объясняют это божественным вмешательством. По словам пацана, он, отчаявшись звать на помощь, стал читать молитву. Его бабка научила. И вскоре в колодце появился свет и какой-то человек просил его потерпеть, говорил, что его уже ищут и вот-вот спасут. Веришь? Может, и брешут, но я верю. С верой, парень, легче жить! И черствый кусок за пирог покажется.
Думаешь, чудит старик по старости. Да нет, я ишо из мозгов не выжил. Лиха много хлебнул, но голову не терял. Голодал. В сорок седьмом году ели семена подорожника, желуди, старые шкуры. Как-то пришла к нам тетя Дуся Пономарева из дальней родни. У нас в хате лаз в подпол был прыкрыт овечьей шкурой. Тетя Дуся плачет и просит отдать ей шкуру, потому как на руках у нее трое сирот и старуха мать. Делать нечего - отдали. Лихо! Лихо! Спустя много лет я нашел на чердаке желуди и поразился, как мы их могли кушать... Голод страшная сила! Такая сила, что из-за продуктов убивали людей. Носили, в основном, то, что перешивали из армейского обмундирования. Через хутор дважды шли войска: на восток по первой, а потом на запад. Я и в школу пошел в перешитом солдатском галифе и гимнастерке. Да и потом, уже вроде как в мирное время, нищета была поголовная.
В конце пятидесятых колхозы объединили в совхоз, стали выдавать копеечную зарплату. Мать в городе меняла продукты на вещи и мне перешивала, чтоб хоть в школу было в чем ходить. Школу я окончил в пятьдесят восьмом году. Дорога была одна - в совхоз, коровам хвосты крутить... До армии крутил - аж вспомнить тошно. И за что только батя мой в тридцать один год голову сложил? Ой ля-ля! Сгубили Советы народ, ой сгубили. Не привили нам чувство Родины, Отчизны... Да что Родина - чувство семьи, родственности не привито целым поколениям. Живем, как сорняки, своих дедов, отцов и то не помним и не знаем. Хотел свою родословную воскресить, куда там. Раньше ж по церквам велись записи, а их-то, церкви, все порушили и все книги спалили, хозяева, мать их дети...