Старик в сердцах отшвырнул тяпку и пошел к дому.
- Что это со мной? Любуюсь косулями, вместо того чтобы выдернуть кол да огреть их хорошенько?.. Что же это? - громко спрашивал он себя.
В доме он плеснул в кружку вина из оплетенной бутылки и сердито выпил. Немного подождал, потом налил еще и присел на кровать. Разглядывая поблескивающий кружок вина, Старик продолжал размышлять: "Неужто я так сдал?.. Неужели помирать скоро? Вот и хочется получше на белый свет наглядеться. На косуль, фазанов, зайцев, дроздов, на старые деревья в саду, на лес... Рука еще тянется за палкой, а сердце уже помягчело".
Он медленно допил вино и уставился в окошко с разбитым стеклом. Вдоль разросшейся живой изгороди, которая когда-то отделяла сад от леса, брела влюбленная пара. Они шли обнявшись и то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Парень был высокого роста, длиннорукий, с каштановыми волосами, девушка - пониже, складненькая, русые волосы до плеч. В углу изгороди, там, где кусты смыкались, как шалаш, они остановились и дальше не пошли.
Долго целовались, потом юноша расстелил на траве свою куртку и сел. Девушка опустилась рядом с ним на колени, его рука скользнула под юбку. Прошло довольно много времени, прежде чем она встала, отошла в сторону, под самый куст, и сняла трусики. Мелькнули полные бедра и снова скрылись под юбкой. Девушка спрятала трусики в сумочку и села на куртку. Парень обнял ее, и они медленно опустились в траву.
Старик не стал больше смотреть, отвернулся от окна. Налил себе еще вина, неторопливо выпил, потом поставил стакан и растянулся на соломенном тюфяке. Взгляд его блуждал по потолку, а мысли были далеко-далеко. Аж за пятьдесят лет отсюда. Но картина престольного праздника стояла у него перед глазами, будто на увеличенной фотографии. Он не забыл трех принаряженных девушек, да и себя самого, как он молодечески ткнул пальцем в ту, что была посередине: "Вот она будет моей женой". Обернулся им вслед и увидел, что и она оглядывается. Девичье лицо разрослось с потолок. Старик долго смотрел на него, потом устало закрыл глаза.
Когда он проснулся, за окном гремел гром, хлестал дождь. Возле кровати кто-то разговаривал:
- Он мертвый... Пойдем отсюда.
- Да нет, он спит.
- Я тебе говорю, он мертвый, по лицу видно.
- Нет, не может быть, он просто дряхлый.
- Все равно, пойдем отсюда.
- Мы же вымокнем до нитки.
Старик открыл глаза. В комнате стояли длиннорукий парень и светловолосая девушка. Они были немного встрепанные, с мокрыми головами.
- Здравствуйте, дедушка,- сказал парень,- не сердитесь, что мы вошли, но дверь была открыта. Настежь. А там дождь.
- Мы с вами поздоровались,- вступила девушка,- но вы не слышали. Мы даже думали, что вы...
- Умер,- докончил Старик.
- Да... что вы умерли,- смущенно проговорила девушка.
- Нет. Слава Богу! Я еще живой. Садитесь.
- Спасибо, но дождь сейчас...
- Вот и посидите.
Девушка присела на край кровати, и у нее немного задралсь юбка. Юноша устроился на грязном стуле со сломанной спинкой.
- Не понимаю, откуда этот дождь, только что на небе не было ни облачка,- сказал Старик, встал и вымыл в бочке с дождевой водой два стакана. Наполнил их из бутылки и протянул гостям.
- Спасибо, но мы ... - попробовала отказаться девушка.
- Пейте-пейте, сейчас самое время.
Влюбленные с подозрением переглянулись и взяли стаканы. Старик налил и себе, чокнулся с гостями. Все отхлебнули по глотку. Поверх стакана Старик поглядывал то на девушкину сумочку, то на ее ноги. Ему было любопытно, как обстоят дела с трусиками. Что, они все еще в сумочке или уже на месте?
- Вы не боитесь здесь один? - спросила девушка.
- А чего мне бояться?
Длиннорукий парень выглянул за дверь.
- Сейчас кончится дождь.
Глаза девушки заблестели от вина. Она заерзала на кровати, похлопала по соломенному тюфяку. Старик снова наполнил ее стакан и, пока наливал, все поглядывал на девичьи колени, икры.
- Как у вас тут ро мантично, дедушка,- сказала она и улыбнулась Старику.
- Обыкновенно, по-деревенски,- отозвался парень и протянул руку со стаканом.
Старик и ему налил, смотрел, как они пьют, смеются, как блестят их глаза и сами они чуть ли не лопаются от распирающей их радости жизни.