— Например, сколько последователей Тёмного Лорда осталось непойманными? Двое, трое... или несколько сотен? Если так, может они снова собирают армию и среди них уже есть лучший, который собирается начать историю с начала.
Оглушительно стучит в ушах, и я, подавшись вперёд, давлю на самое больное место:
— Ты совсем ничего не соображаешь?
Почему Слизерин — до вчерашнего дня — так упорно обходили стороной... Откровенно издевались, не давали проходу и безбожно плевали вслед...
Да потому что там есть один человек, который идеально подходит на эту роль!
Хватка слабеет и я — наконец-то! — вижу проблески в затуманенном гневом рассудке.
Я забираюсь Малфою в голову и, как по цепочке, передаю отчаянную дрожь, а после хватаю и вытягиваю на свет последнюю мысль, которая отражается в расширившихся от потрясения зрачках:
— Все! Дамблдор, Макгонагалл, Снейп и обычные ученики — кто разберётся... почему?! — узнали в тебе лидера, посчитав, что Малфой так и остался преданным Пожирателем смерти.
Если бы я не злилась, то непременно расхохоталась бы от абсурдности этой мысли, поскольку точно не наблюдаю в Малфое волевых качеств, присущих, скорее, Гарри. Я вижу в нём не героя, а обычного испуганного мальчика, которому помогла, не ожидая ничего взамен.
Просто потому, что волей судьбы больше некому было о нём позаботиться.
— Весь Слизерин, опасаясь, следил за каждым твоим движением... В отличие от других факультетов, которые просто устали бояться! Все ожидали промаха, чтобы раз и навсегда избавиться от тебя! Я думала, ты об этом знаешь и просто делаешь вид, что всё хорошо и тебя не пугают ни другие люди, ни будущее.
— А оказалось, что ты... просто-напросто... — пренебрежительно выношу я. — Даже не заметил, что творится вокруг.
Страх гаснет.
Я чувствую себя обманутой...
И от этого...
Хочется разорвать Малфоя на кусочки.
Стереть в пепел, в дым, в порошок.
— Вся школа увидела тебя почти без одежды, а ты рассмотрел в этом только позор. Все эти люди, подумай хорошенько... А что увидели они?
Я высвобождаю руку одним, непривычно сильным, рывком.
— Только безобидного полуголого Малфоя, у которого нет никакой метки!
И наотмашь бью по лицу.
— Потому что он... Больше не разделяет идеи Тёмного лорда!!!
Ладонь опускается, словно плеть и, метнув нахлынувшие чувства, я остаюсь безразличной к возможным последствиям, страданиям и причинённой боли.
Малфой отступает на шаг, стыдливо опустив голову, избегая раскалённого — правдивого — взгляда и я исступлённо продолжаю, даже не собираясь останавливаться на полпути:
— Ты оказался совсем не таким, каким — уж извини! — представлялся большинству. Все подумали, что ты сам избавился от метки, потому что... изменился. И вздохнули с облегчением, поскольку одна из нависающих, как меч, угроз испарилась, словно по волшебству.
— Но это неправда... — болезненная честность льётся через край. — Ты не стал бы сам избавляться от метки. Если бы она не повредила руку, ты даже не задумался бы о том, чтобы её убрать.
Малфой несмело потирает скулу, на которой остался красноватый отпечаток, словно до сих пор не верит, что я посмела выплеснуть на него горькую истину.
— Лишь я знаю, как всё произошло на самом деле, — я вижу его насквозь, и Малфой, тоже это уловив, поднимает встревоженные глаза. — И теперь... только благодаря мне...
— Никто не посмеет в тебе сомневаться.
Вот в чём оказалась главная проблема.
Целостного образа — изначально! — не было в его голове.
Начитавшись газет, Малфой увидел то немногое, что любезно преподнесли на блюдечке, а всё остальное проигнорировал за ненадобностью, после чего своими же необдуманными действиями вынудил меня стать жёсткой.
«И, видимо, до меня никто не посмел высказать ему это прямо в лицо...»
Но даже если так...
Неведение Малфоя не может служить оправданием его поступка.
— С этого мгновения, — я провожу невидимую черту. — Я буду смотреть на тебя свысока.
И ставлю точку:
— Поскольку мне и даром не нужна... Твоя хвалёная благодарность.
Разрыв оставляет тяжесть в голове от неприятного осознания того, что мы, как шахматные фигурки, неожиданно поменялись местами и ещё неизвестно...
Кто стал светлее, а кто — темнее.
Малфой перекинул меня на другую сторону, где я и осталась, уже не в силах погасить то нехорошее, что успело проснуться внутри.
— Если бы я закатал рукав, — отмерев, до странности мягко произносит он, — стало бы проще...
— Конечно, — спокойно соглашаюсь я, подбирая книги.
Совсем не собираясь его ни понять, ни простить...
— Но это... — я долго смотрю на оробевшего, растерявшего весь запал Малфоя и — в отместку! — произношу. — Была бы невыразимая скукотища!!!
Утро мы проводим в цветнике.
Снова оказавшись со Слизерином...
В океане свежих роз, которые огромными шапками распустились среди буйно разросшейся зелени!
В калейдоскопе пятен всех цветов радуги, которые оживлённо снуют, вертятся и мелькают перед глазами!
Сахарный дурманящий воздух до предела насыщен влагой — сегодня мы поливаем.
Я вдыхаю яркий, ни с чем несравнимый аромат, чувствуя, как он окутывает меня невесомым облаком, и под самым куполом, там, где прутья сходятся в центральной точке, замечаю розу, окружённую короной из толстых шипов и впитавшую все оттенки красного, словно губка.
Хочется прикоснуться к цвету заката, пламенеющего над морем, тлеющих углей в камине и румяному боку яблока, покрытых тонким переплетением искрящихся золотом полосок.
Стебль рассказывает о других растениях, но делает паузу.
— Волшебные розы, — с теплотой произносит она. — Приглядитесь внимательней... Обладая, совсем как люди, уникальными характерами, они успешно общаются между собой и даже могут поговорить с нами. Вот отличный экземпляр! — она указывает на тот — самый красивый! — цветок. — Особенная, красивая, своенравная...
Профессор абсолютно права, ведь роза превосходна.
И тянется вниз, будто заметила меня...
— Если срезать такой цветок, то он не погибнет, а вновь пустит корни, — завершает она и возвращается к прерванной лекции по травологии.
Изо рта вырывается тихий вздох: «Никто не сорвёт её для меня... »
Сбоку раздаётся шорох, и меня немилосердно возвращают в реальность, настойчиво дёргая за краешек мантии. Гарри поправляет очки, съехавшие на переносицу, и перестаёт меня тормошить.
— Паук, — негромко произносит он, указывая пальцем на надвигающуюся «опасность».
Безмятежный Рон спокойно поливает траву, стараясь не пропустить ни кусочка. При этом он не замечает, что примета, сулящая несметные богатства, карабкается вверх по его штанине. Крохотное, размером с булавочную головку, насекомое не вызывает никакого чувства страха. И к тому же передвигается так быстро, что, похоже, боится нас намного сильнее, чем мы его.
— Стряхни, — произношу я одними губами, — пока Рон не увидел...
— Чего? — слух у представителей семейства Уизли оказывается намного лучше, чем я думала, и Рон окидывает нас недоумённым взглядом. — О чём вы там шепчетесь?
— Да так, — пожав плечами, говорю я с совершенно непринуждённым видом. — Гарри рассказывал о саде Дурслей. Там растёт вкусная клубника...
— Ага... С такими тоненькими усиками, которые вьются и бегут... всмысле, ползут... — Гарри усиленно морщит лоб, подбирая слова, после чего не выдерживает и завершает. — По твоей ноге.