— Да нет, это я для одного родственника моей ученицы. Он тяжело болен и много пережил… А ты куда?
— Сам не знаю куда. Ищу кого-нибудь, с кем можно бы выпить чашечку кофе.
— Ну что ж, тогда пошли посидим, у меня есть еще полчаса.
— Ты подаришь мне целых полчаса!
Они подошли к лоточнице, подававшей кофе прямо на улице, и уселись на табуреты под ветвями капока.
— Ты слышал, что император объявил капитуляцию? — спросил Ву.
— Но это достоверные сведения?
— Видимо, да. — Ву пососал трубку, выпустил дым и улыбнулся. — Нужно снова ждать больших перемен в верхах. Хотелось бы мне знать, чем теперь займутся все эти господа, которые подвизались на политической арене! Кажется, они ищут связей с Вьетминем.
У Тоана от удивления расширились глаза.
— Неужели?!
— Вот та-ак! — насмешливо протянул Ву и добавил уже серьезно: — Сдается мне, что дело идет к финалу, дорогой друг. Очень скоро все прояснится. Никто не может сказать, что будет через несколько дней на том месте, где мы с тобой сейчас сидим. Все ждут, когда Вьетминь заявит о себе, но они пока медлят.
— Да-а-а! — удивился Тоан.
— А ты, мне кажется, по-прежнему самый счастливый человек на свете! Ну ладно, пойду в редакцию узнать, нет ли чего нового. Поговаривают, что наместник нашего обожаемого императора намеревается подать в отставку и сдать полномочия так называемому Политическому комитету Северного Вьетнама. Забавно: эти провалившиеся актеры все еще торчат на сцене, точно они не замечают, что публика уже покинула зал.
Они поднялись и попрощались.
— Я желаю только одного — чтобы опустили наконец занавес и прекратили эту осточертевшую всем комедию.
Ву ушел, бормоча что-то про себя. «Черт возьми, я все витаю в облаках и даже не знаю, что творится вокруг!» — с досадой подумал Тоан.
Все газеты, вышедшие семнадцатого августа, напечатали крупным шрифтом сообщение Ассоциации служащих, призывающее жителей Ханоя принять участие в митинге «в поддержку независимости», который состоится на площади перед городским театром.
После переворота, совершенного японцами, Ханой привык к такого рода митингам. Люди собирались на площади, выслушивали очередную речь какого-нибудь должностного лица и молча расходились по домам. Однако последние месяцы, когда вся японская военная полиция была брошена на розыски организаций Вьетминя, все собрания в городе были запрещены. И вот снова митинг!
Часам к четырем на площадь перед театром собралось несколько десятков тысяч человек. В начале улицы Чангтиен и по краям площади цепочкой растянулись солдаты охраны порядка с винтовками на ремне. На площади, в толпе, рыскали солдаты и полицейские, ни разу еще во время митинга «в поддержку независимости» не было столько солдат и столько винтовок. Казалось, устроители этого митинга хотели продемонстрировать силу власти, они словно давали понять, что правительство «не позволит кому бы то ни было сеять смуту». В толпе шептались, будто сегодня впервые публично выступят представители новой власти, что якобы будет говорить даже посланник Бао Дая, который привез с собой из Хюэ новейшие постановления «правительства».
Фи пришла с группой учениц, надевших ради сегодняшнего митинга белые ноны, изящные национальные платья и нарядные белые шаровары. Рядом стояли рабочие с авторемонтного завода «Авиа». Сегодня на митинг собрались представители всех возрастов и профессий, и все они смешались в одну большую толпу, только служащие государственных учреждений стояли отдельно — они окружили деревянную трибуну, сооруженную перед входом в театр. На мачте над трибуной развевалось знамя: три красные полосы на желтом фоне — точно гадальные палочки. Наверное, император Бао Дай позаимствовал их у какого-нибудь предсказателя судьбы для своего «знамени независимости», когда японцы произвели переворот.
Фи вертела головой, она смотрела то на трибуну, то на людей, стоящих рядом с ней. На трибуне уже собрались ораторы и устроители митинга. В европейских костюмах, накрахмаленных сорочках, при галстуках, они с важным видом расхаживали по трибуне. Фи рассматривала толпу, надеясь отыскать Донга. Куда же он делся? Она знала, что сегодня он непременно должен быть здесь. Но разве в такой массе людей его найдешь!
Несколько молодых полицейских, желая, видимо, обратить на себя внимание хорошеньких девушек, прохаживались в толпе, у каждого был настоящий черный револьвер, не то что у французских блюстителей порядка, которые хранили в кобуре табак.
Пришло время начинать митинг. Мужчина с черным галстуком-бабочкой подошел к микрофону и, проверяя, постучал по нему пальцем: «Алло! Алло!»