Она была на пределе, поэтому не смогла смолчать. Утреннее солнце нагрело не голову, а раскалило до предела сердце, разрывающееся от нетерпения и обиды. Астрид не могла справиться со всеми событиями прошедшего дня, а потому сама не заметила, как взорвалась и рассыпалась в словах, что прежде были лишь глубоко под кожей, под грубый слой которой никто не мог заглянуть. Тогда с ней это случилось лишь во второй раз и с тех пор в последний.
В комнату прожогом влетел отец, в выражении лица которого застыла ярость. Его лицо, казалось, покраснело так же, как и её, но причина тому была совершенно иная. Девочка не могла перестать плакать, спрятав лицо в ладонях, которые он силой пытался оттянуть, когда оказался рядом. Астрид даже не заметила, как Эдит выскользнула из комнаты, оставив их наедине, что, скорее всего, ей приказал сделать мистер Кромфорд.
— Астрид, я больше не хочу этого слышать. Ты поняла меня? — он сжал её маленькие ладони в своих, вынудив, в конце концов, посмотреть себе в глаза. Выражение на его лице смягчилось. Её слезы были ему невыносимы, и она это знала. Слабость дочери была его слабостью, но Астрид никогда этим не пользовалась. — Обещай мне, что больше и слова не скажешь об этом.
— Но я помню, как… — не выдержав пронзительного взгляда отца, Астрид опустила глаза вниз, в очередной раз шмыгнув носом. Буря внутри её груди понемногу успокаивалась. Теплые ладони мужчины унимали тревогу, но всё же не могли забрать её полностью.
— Она не вернется. Её больше не будет в нашей жизни. И тебе же лучше забыть о ней вовсе, — мистер Кромфорд встряхнул её за руки, вынудив поднять стеклянный взгляд.
— Но… — она сделала глубокий вдох, прежде чем совершить очередную попытку возразить, что заведомо не могла увенчаться успехом.
— Астрид! — голос отца приобрел железные нотки раздраженности, что заставило девочку вздрогнуть. — Ты не виновата в случившемся. И это последний раз, когда я это повторяю. Выбрось это из головы и ложись спать, — он бережно положил её ладони на одеяло. — И впредь будь более вежлива и дружелюбна с Эдит. Она не желает тебе зла, — на прощание мистер Кромфорд оставил на лбу дочери поцелуй, что не забрал из её головы мыслей, спутанный комок которых по-прежнему сжимал её горло.
Она не давала отцу обещаний, что примет Эдит, как часть семьи, каковой они с тех пор против её воли стали, но, казалось, он обнаружил в молчании дочери заверение в этом. Наутро все притворились, будто накануне ничего не произошло, хоть и упрямо хмурый вид девочки заставлял Эдит по-прежнему беспокоиться и волноваться. И всё же покуда мистер Кромфорд искусно игнорировал упрямство дочери, это пыталась делать и новоиспеченная миссис Кромфорд, не предвкушающая близкого конца начавшейся пытке. Она подозревала, что тот вечер был началом чего-то большего, и Астрид не собиралась облегчить ей жизнь в доме, где была намерена оставаться единственной и полноправной хозяйкой.
Первое время Астрид открыто игнорировала Эдит. Талантливо притворялась, будто той вовсе не существовало, и это заметно задевало девушку, что ей было сложно скрыть. Эдит не умела притворяться так же хорошо, как Астрид или мистер Кромфорд, которые в борьбе со схожестями друг друга просто игнорировали их. Она всё брала близко к сердцу и не умела жить иначе, хоть Астрид и подозревала, что Эдит и не пыталась. Впечатлительная, уязвимая и наивная — Эдит была слишком простой мишенью, по которой девочка раз за разом стреляла, не жалея сил. Астрид даже это веселило, но лишь до тех пор, пока не приходилось краем уха подслушивать тихий плачь за запертой дверью в родительской спальне. Слезы Эдит были единственным, что заставляло её притормозить, немного угомониться, стать на время мягче.
Астрид считала большим преимуществом Эдит то, что та почти никогда не жаловалась на неё мистеру Кромфорду. Если она в чем-то ему и признавалась, то ненарочно. Замечание срывалось с кончика её языка, как неуместная шутка, что могла обернуться против Астрид, если только мистер Кромфорд мог быть не в духе. Если же он оставался усталым, то мог ничего и не расслышать, а если в хорошем расположении, то даже посмеяться.
Эдит не пыталась стать между ними и разделить надвое. Казалось, внимание к своей скромной персоне она считала лишним, хоть Астрид и была уверена, что оно было ей остро необходимо. Она замечала, как порой Эдит нарочно закусывала нижнюю губу, чтобы случайно не встрянуть в её спор с отцом, опускала глаза, чтобы ненароком не перебить чьей-нибудь непрекращающейся речи, а говорить начинала, только когда все замолкали. Болтать девушка любила, и это Астрид знала наверняка, поскольку стоило им оставаться наедине, как рот у неё не закрывался. Эдит было много о чем рассказать, но в то же время все её речи оказывались пустыми и бессмысленными. Они были скучны и неинтересны, как для Астрид, так и для мистера Кромфорда, которые не стеснялись перебивать девушку на полуслове, чтобы начинать говорить о своем.