К таким поискам можно отнести и давно ставшую библиографической редкостью книгу Сергея Гессена и Льва Модзалевского "Разговоры Пушкина", вышедшую в 1929 году тиражом всего пять тысяч экземпляров в московском издательстве "Федерация". В ней молодые тогда ученые решили собрать по фрагментам и выделить еще один специфический, не всегда легко улавливаемый, лишь отчасти запечатленный жанр — разговоры Пушкина со своими современниками, а современников — с ним.
Сложность заключалась в том, что никто специально, а главное — своевременно не записывал своих разговоров с Пушкиным. У поэта не было столь внимательного и пунктуального секретаря, каким был, скажем, Иоганн Петер Эккерман у престарелого Гете. Не было у Пушкина и таких неотлучных врачей, секретарей и мемуаристов, какими были у Льва Толстого Маковицкий, Гусев, Булгаков, Чертков. Наконец, не было и такой супруги, как Софья Толстая, оставившая свой подробнейший "Дневник", в котором множество страниц посвящено дням и трудам писателя.
Молодым исследователям поэтому предстояла своего рода разведка устного жанра Пушкина, поиск его места в литературном наследии поэта. Как быть? Ведь бесед, зафиксированных самим Пушкиным, осталось совсем немного. Воображаемый разговор с Александром I да кусочки из сожженных записок и краткого, пока целиком не найденного дневника. И тем не менее Гессен и Модзалевский стремились из множества источников выбрать то, что, по их мнению, можно отнести к разговорному жанру поэта или к самому характеру его беседы, отражающей живость ума и образное поэтическое восприятие разных сторон бытия в пушкинском сознании.
Этот принцип в отборе материала, безусловно, самый главный, был дополнен, а вернее сказать, как бы наложен на другой — хронологическую канву жизни и творчества поэта. И если первая, столь специфичная по отношению к Пушкину цель преследовалась, надо думать, впервые, то второй — общефоновый, хронологический принцип — не был уже новинкой. Еще до выхода в свет "Разговоров Пушкина" появились первые выпуски книг В. Вересаева, ставшие широко известными его хронологические монтажи сведений о биографии поэта — "Пушкин в жизни".
За послевоенные годы вышло много мемуарных и биобиблиографических изданий, хроник и других справочных книг о Пушкине. Но новой работы, подобной "Разговорам Пушкина", нет до сих пор. Книга была встречена современниками по-разному. Например, пушкинист С. Лернер поспешил высказать свое критическое мнение при первом же беглом знакомстве с ней: мол, составлена наспех. Наверное, разговорная специфика показалась для него не столь важной в сравнении с уже тогда казавшимся почти бесконечным общим содержанием творчества Пушкина. И Лернер в 1929 году написал рецензию в выходившем в Харькове на украинском языке журнале "Червоный шлях", скрыв свое имя под псевдонимом "С. Оцетов".
Как отнеслись к ней Сергей Гессен и Лев Модзалевский? Весьма смело, с иронией. Своеобразным бумерангом стала их эпиграмма:
Иначе оценивали "Разговоры Пушкина" в Пушкинском Доме в Ленинграде. Д. Якубович отмечал, что С. Гессен, пройдя школу пушкиниста-источниковеда Б. Модзалевского, за фактическим материалом всегда стремился увидеть образ живого Пушкина. Именно это характерно для его совместной с Л. Модзалевским работы "Разговоры Пушкина"[458].
Итак, мнения о книге расходились. Почему? Что одних настораживало, а других, наоборот, заставляло внимательно вчитываться, изучать?
Первая проблема, которую должны были решать ученые, заключалась в достоверности передачи устных высказываний Пушкина. Заметим сразу, проблема не новая. Поставил ее еще Н. Гоголь в комедии "Ревизор". Застрявший в грязном трактире провинциального городка Хлестаков бахвалился своей петербургской жизнью: "Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну что, брат Пушкин?" — "Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то все…" Большой оригинал".
Да, такова уж судьба великих людей! Еще при жизни, а чаще после их смерти пустые балагуры, подобные Хлестакову, не прочь упомянуть их имя среди своих современников, подчеркнуть личную близость к ним, взаимную привязанность. Хотя на самом деле ни того, ни другого у подобного типа рассказчиков не было, а чаще всего и быть не могло. Зато многие из тех, с кем Пушкин действительно встречался и разговаривал, не оставили воспоминаний.