Как бы то ни было, группировка генерала Распа, по показаниям пленных, заняла оборону на высотах западнее и юго-западнее Сталино, то есть по высотам, прилегающим к реке Малый Куяльник. Город лежал в котловине, образованной окрестными высотами. Река делила город на две равные части, западные скаты круто обрывались, образуя многочисленные промоины. Наличие каменных зданий и церкви позволяло создать здесь крепкие опорные пункты и узел сопротивления, подходы к которому могли прикрываться огнем с прилегающих высот.
После боя.
Было уже темно, когда передовые части Конно-механизированной группы, сбив усиленное боевое охранение противника с восточных высот, вышли к реке Средний Куяльник. Здесь в слиянии Среднего и Малого Куяльников и находился городок Сталино. Захват контрольных пленных подтвердил, что в районе Сталино закрепились до пяти дивизий противника. Необходимо было найти «ахиллесову пяту» обороны. Пока что было ясно одно — атаковать ночью и непременно захватить Сталино. «Обходный маневр справа? — прикинул я. — Но для этого надо форсировать две реки и несколько балок. Слева тоже не легче». Невольно представляю, как полки поднимаются и снова, надрываясь, идут сквозь дождь и непроглядную тьму по глубокой и вязкой грязи. «Может быть дать час-другой отдохнуть? Тем временем лучше изготовить артиллерию, организовать работу органов тыла, закончить сосредоточение мотопехоты и танковой бригады, а в полночь начать прорыв на узком фронте? Пожалуй, так лучше».
Штаб Конно-механизированной группы расположился в Марциановке. Это было несколько северо-западнее Сталино.
Офицеры штаба сразу же разъехались по соединениям, чтобы быстрее и точнее довести до руководящих командиров боевые распоряжения, помочь подтянуть все, что отстало, организовать взаимодействие, собрать сведения о расходе боеприпасов и горючего, о потерях и так далее. Эти сведения требовал фронт. Мы, конечно, добросовестно докладывали наши издержки и потребности, заведомо зная, что восполнить их сможем только после операции. А нужда же была большая. Дело в том, что с отрывом от войск фронта, а значит и фронтовых баз снабжения, подача горюче-смазочных веществ, боеприпасов и продовольствия по существу прекратилась. Расход же сразу превзошел все нормы. Бездорожье съедало ГСМ в три-четыре раза больше, а почти непрерывные и, как правило, самые «прожорливые» ближние бои с потрясающей быстротой поглощали боеприпасы. Ведь если столкнулись с врагом грудь в грудь, тут не прикажешь экономно расходовать боеприпасов, не превышать лимита. Часто у казаков стали появляться немецкие автоматы и боеприпасы к ним, гранаты с длинными деревянными ручками, 81-мм мины с дополнительными кольцевыми зарядами (они использовались для стрельбы из наших 82-мм минометов) и многое другое. Большие надежды в этом отношении мы возлагали на станцию и город Раздельная, где находилась крупная база снабжения противника.
С вечера поднялась сильная пурга, температура воздуха резко понизилась, землю сковал гололед. Воспользовавшись этим, хорошо подобранные передовые отряды на широком фронте спустились к реке и под покровом непроницаемой тьмы начали переправляться вброд. Несколько усиленных эскадронов и дивизионов были направлены в обход для перехвата путей отхода противника.
Полки 10-й гвардейской кавалерийской дивизии и бригады 4-го гвардейского мехкорпуса бесшумно подтягиваются на скаты высот перед городом. Мы стоим по колено в грязи и нетерпеливо ждем. Атака в 2.00, по времени, без сигнала, без артподготовки, в полной тишине. Ветер сильный, порывистый. Мокрый снег бьет в глаза, слепит. Впереди вспыхивает «фонарь». Но свет его застревает в снегопаде, не пробивается к земле. Ко мне подходит генерал Головской.
— Дивизия сосредоточилась на исходном рубеже, — докладывает он, — автотранспорт подтягивается, пробиваясь через грязь.
— Двинулись вперед, — говорю я и смотрю на часы — 2.00. Он понимает, что это — о начавшейся атаке города.
Невольно вслушиваюсь, стараясь уловить движение полков. Тишина. Кажется, слышу, как падает снег. Время тянется мучительно медленно. Я почему-то вспоминаю разговор с полковником Каревым перед форсированием Тилигула и спрашиваю Василия Сергеевича:
— Кто у вас первым форсировал Тилигул?
— A-а, мне Карев рассказывает о вашем разговоре. — По голосу чувствую, что генерал тепло улыбается. — Взвод Алешкова действительно первым бросился в реку, но вырвался он на противоположный берег без своего командира. Сразила его немецкая пуля в тилигульской воде.