- Да, я понимаю, - командирским голосом ответствовал завоблоно, - и мы приложим все усилия, чтобы решить этот вопрос в позитивном ключе. Товарищ Разин, вам не придется краснеть за работников оренбургского областного народного образования!
Читатель уже знает, что краснеть я разучился давно. Детдомовское детство и отчаянная борьба за выживание отучили меня от подобных проявлений. К тому же мне очень нравится Остап Бендер. Это мой любимый литературный герой. И совсем не потому, что он был жуликом. Я думаю, что в нашей перевернутой жизни Остапом Бендером быть честнее, чем секретарем Краснодарского обкома партии дважды Героем Медуновым. Бендер жил сам и не мешал жить другим. Вечером того же дня в ранге высокого представителя Центра я вел совещание с присутствием крупных чинов прокуратуры и милиции. Действительность оказалась хуже ожиданий. Юрий Шатунов, воспитанник детского дома Промышленного района, вот уже полгода находился в бегах. Никто о нем ничего не знал. Клавишник, который привел его тогда на дискотеку, автор "Белых роз", оказался киномехаником того же детдома Сергеем Кузнецовым и находился в настоящее время под следствием по обвинению в краже радиоаппаратуры. Ничего о Шатунове он не слышал и вообще сушил сухари. Я забежал к нему домой, послушал его самопальные записи и чуть не завыл от восторга. Кузнецов был королем музыкального примитивизма. Какой-то оренбургский Пиросманишвили. Да и, как пояснила его перепуганная мама, творил Сережа почти так же, как легендарный тбилисский художник: Итогом такой напряженной деятельности была кассета чудесных песен. Надо было спасти от узилища чудо-композитора и разыскать певца, затерявшегося в оренбургских степях. Но помочь могли лишь ссылки на какие-то огромные, нездешние силы. Я набрал полные легкие воздуха и объявил благородному собранию, что "Пипл Уик" не простит надругательства над будущими корифеями советского искусства. Начальник милиции вопросительно глянул на прокурора. Полагаю, что его излюбленная фраза: "Будем брать!", но здесь он, сообразуясь с обстановкой, резко изменил позицию: "Будем выпускать!" Прокурор одобрительно хмыкнул. Педагогическая общественность расцвела. С прогрессивным американским журналом в Оренбурге предпочли не связываться. Серега Кузнецов, сидевший и ждавший участи в коридоре, приготовился к тому, что его немедленно оденут в кандалы. Но начальник милиции сказал ему по-отечески: "Иди, парень. А то дошло, понимаешь до Кремля.: Вот и товарищ Разин прибыл по твоему вопросу". Кузнецов глянул на меня, как рядовой на генералиссимуса. Потом я узнал, что его хотели упрятать за решетку как музыкального диссидента. В Оренбурге очень любили строгость и послушание:
Спасибо, Америка!
Итак, композитор был спасен. Но что он без Юры Шатунова?! Мы погрузились в автобус и направились в школу-интернат №2, где продолжал числиться ученик 7-го класса Юра Шатунов. Директор Тазикенова еще ни разу не видела в своем заведении такое обилие начальства. Отлавливать Шатунова она вызвалась лично. Попугав ее все тем же "Пипл Уик" я отправился по бывшим станциям оренбургского казачьего войска. Следы Юры то объявлялись, то исчезали. Мальчишку видели ночующим в стоге сена, на чердаках, возле бахчи. Но, наверное, легче найти иголку в стоге сена, чем в июле отыскать человека в безбрежной южно-уральской степи.
Однако, у меня появилась надежда. Я поклялся, что остаток жизни посвящу тому, чтобы мальчик, спевший "Белые розы", не исчез навсегда в оренбургской глухомани.
Строжайше проинструктировав Тазикенову держать руку на пульсе событий, я полетел в Москву. Чернавский, увидев меня в костюме, понял, что "Рекорд" стоит на пороге грандиозного шухера. Но даже высокомудрый Чернавский не мог объять всей грандиозности моей идеи. Мы написали письмо на имя заместителя министра просвещения РСФСР Генриха Дмитриевича Кузнецова с просьбой перевести Юру Шатунова в Москву в школу-интернат.
- Охота тебе возиться с такой мелочью? - спросил Чернавский.
- Охота, - ответил я и поехал в старый особняк, освященный мемориальной доской с барельефом Н.К.Крупской. Без иронии скажу, что там до сих пор витает дух заботы и участия. Генрих Дмитриевич принял мой рассказ близко к сердцу. И не стал усложнять дело. На следующий день я имел официальное распоряжение Минпроса, и теперь мне не нужны были ссылки на пресловутый журнал "Пипл Уик". Когда есть такие люди, как Кузнецов, можно обойтись без мистификации.
Отлов Юры мы начали с понедельника. Готовая к бою Тазикенова выписала самый лучший в Оренбурге автобус, который уже через час стал припадать на четыре колеса. Мы решили объехать всю область по часовой стрелке, последовательно просматривая каждый пункт. Я чувствовал себя участником сафари. Древние деды, бывшие урядники казачьего войска, ломали головы над моей профессиональной принадлежностью. С одной стороны, мои запыленные доспехи наводили на некоторую подозрительность, с другой стороны желтый портфель, взятый напрокат у Чернавского, заставлял их становиться во фрунт. Население помогало с энтузиазмом. Но шли дни, как говорил поэт, в июль катилось лето, а Юркины следы были незаметны.
И все-таки моя настойчивость была вознаграждена. В один прекрасный денек мимо нас на стареньком "Минске" протарахтел одетый в живописные лохмотья подросток. За спиной у него болталась гитара. Черт побери, кто это мог быть, как ни Юрка Шатунов? Я чуть не вырвал у водителя руль, и вскоре мы поравнялись с мотоциклистом. Дальше все развивалось по законам вестерна. Я открыл двери и, рискуя выпасть, вступил в переговоры с испуганным мальчишкой, который выжимал из своего мотоцикла все, на что была способна старая тарахтелка.
- Юра, остановись! Мне надо с тобой поговорить:
- На фиг! Ты из милиции.: Заберешь меня:
- Я из министерства культуры:
- На фиг!
Содержательный разговор закончился едва не трагически. Мотоцикл вильнул, и Юра оказался в маленьком овражке у дороги. Не помню, как я добежал до него.
- Живой?
- Живой, - пробормотал Юра. - Чего тебе надо?
И у меня пропали все заготовленные слова. Взглядом матерого детдомовца я сразу определил, что этот мальчишка перенес в жизни столько плохого, что не поверит ни одному слову. Я и сам был таким.
- Возьми вот это, - я протянул ему деньги, и быстро черканул свой московский адрес, - купишь билет, приедешь в Москву. Будешь учиться, и петь: Я тебе помогу.
Он впервые глянул на меня без ожесточения. И этот взгляд я чувствовал всю дорогу до Оренбурга и был уверен, - Юра Шатунов поверил мне. Сережа Кузнецов помог ему взять билет, проводил со своей мамой на поезд. Это была первая в жизни железнодорожная поездка будущей суперзвезды:
В Москве он не без приключений нашел мой дом. Теща сказала:
- Андрей, к тебе какой-то мальчик.
Я вышел в прихожую и увидел Юру.