априорные детерминации пространства и времени, дисконтину-ально переносящие в любое место и время реальные комплексы мест и моментов. Кантовский комплекс ощущений обрел бы силу и превзошел себя в концепции дифференциальной Идеи, если бы не остался необоснованно подчиненным категориям, сводящим его к состоянию простого опосредованья в мире представления. А еще дальше, по ту сторону представления, мы предполагаем наличие целой проблемы Бытия — аналогии или однозначности в конечном счете? — введенной категориальными различиями и фантастическими·, кочевыми понятиями, способом распределения бытия между бытующими.
***
Когда мы рассматриваем повторение как объект представления· мы постигаем его посредством тождества, а также объясняем негативным способом. Действительно, тождественность понятия не определяет повторение, если негативная сила (ограничение или противопоставление) одновременно не препятствует спецификации, дифференциации концепта в силу его множественности. Как мы видели, материя объединяет оба этих признака: обусловить существование абсолютно тождественного понятия в стольких экземплярах, сколько “случаев” или “казусов” наличествует; воспрепятствовать дальнейшей спецификации этого понятия из-за его естественной бедности, или его естественного бессознательного, отчужденного состояния. Таким образом, материя — тождество духа, то есть концепт, но концепт отчужденный, лишенный самосознания, вне себя. Сущностное свойство представления — быть моделью голого материального повторения, постигаемого посредством Одинакового и объясняемого через негативное. Но если в представлении повторение представляется лишь в таком виде, и даже тогда не может не быть противоречивым, не является ли это еще одной антиномией представления? Ведь эта материальная модель —голая и, собственно говоря, немыслимая. (Как может сознание представить себе бессознательное, обладая только лишь присутствием?) Тождественные элементы повторяются только при условии независимости “случаев”, дисконтинуальности “разов”, в результате чего одно появляется лишь тогда, когда другое исчезает: повторение представления происходит и одновременно вынуждено происходить. Или скорее оно вовсе не происходит. При этих условиях оно не может происходить само по себе. Вот почему, чтобы представить представление, нужно там и сям поместить созерцательные души, пассивные Я, под-репрезентативные синтезы, габитусы, способные втиснуть случаи или элементы друг в друга, чтобы затем восстановить их в пространстве и времени сохранения, присущем самой репрезентации. И последствия этого весьма важны: так как такое сжатие-различие, то есть изменение созерцательной души, а именно то самое изменение, единственная модификация, после которой она умирает, то представляется, что наиболее материальное повторение осуществляется лишь благодаря и посредством различия, выклянченного у него под напряжением; благодаря и посредством души, выманивающей различие у повторения. Таким образом, повторение представлено лишь при условии совсем иной душевной сущности — созерцательной, усваивающей, но не представляющей и представляемой. Действительно, материя населена, она обросла подобными душами, придающими ей плотность, без которой на ее поверхности не происходило бы каких-либо голых повторений. И не подумайте, что сокращение внешне по отношению к сжимаемому, различие — к повторению: это его компонент, составная часть, та глубина, без которой ничего не повторялось бы на поверхности.