- Беззаконье, говоришь? - спокойно спросил аристократ. Рука его легла на рукоять меча, - в своём доме хозяин и есть олицетворение закона! - не спеша, глядя куда-то в сторону, будучи ещё в своих мыслях, с тихим-тихим шуршанием он вытаскивал меч из ножен. - Ты посмел оскорбить меня. Ты посмел оскорбить мою досточтимую и уважаемую матушку... ты посмел оскорбить сам мой дом! - на последних словах меч покинул ножны, а взгляд обрёл ясность. Мужчина посмотрел на горе-гостя и сказал. - Ты, жалкое отродье, ещё смеешь что-то говорить о законе?
Ударом ноги, аристократ опрокинул стул вместе с гостем. А после, вслед за уползающим на корячках, перепачканным человеком, медленно шагал, продолжая говорить:
- Если твой повелитель, паршивый делец, - аристократ мог точно сказать, что фамилия кредитора - не принадлежит к числу добрых и уважаемых семей. - Если он так хочет получить свои деньги, то пусть идёт ко мне... Я отплачу ему за все те оскорбления, которые получил от тебя!
Гость, опасаясь худшего, бросился бежать. Пока он полз, умудрился отцепить плащ, который ему мешал. А после, со сказочной скоростью пробежал, чуть ли не через половину замка. Выбежав на улицу, как одержимый подгонял своего кучера. Даже в замке слышался истерический крик:
- Быстрее! Едь, едь тебе говорят! Да живей ты, сволочь!
***
"Ссуда под залог замка и остатки семейных земель" - эта мысль не давала молодому аристократу покоя. Он понимал, что рано или поздно, так или иначе, но с него могут востребовать... отнять то немногое, что ещё принадлежало его древнему роду.
"Мне нужны деньги" - с печалью думал он. - "Мне, наследнику великих полководцев и военачальников нужны деньги, а работы, которая бы мне подходила и была бы под стать досточтимым предком... её попросту нет!"
В ту зиму, старательно перебирая в уме и архивах всех, к кому можно было обратиться с просьбой о найме кем угодно, даже гувернёром, молодой аристократ больше всего времени проводил за написанием писем. Он их рассылал в ужасающем количестве. Но те редкие ответные письма, что он получал, как правила были простой любезностью, ничего под собой не имеющие. Формальная дань уважения его предкам. Не ему.
Почти по прошествии года, как вернулся домой, молодой аристократ разрывался между двух путей спасения. Первый был болезненный и унизительный. Второй ещё более оскорбительный, но лишь только по отношению к предкам.
Ему предложили возглавить отряд городской стражи. И тех денег, которые он смог бы на этой работе получать, вкупе с рентой от крестьян, едва бы хватало погашать проценты ссуды. Как итог, молодому аристократу пришлось бы служить так же, как служат ветераны-простолюдины... да и всё равно не иметь возможности вырваться из долговой кабалы - работать на какого-то дельца, давшего ссуду, всю жизнь.
"Всю жизнь..." - думал молодой человек, представляя, как стариться в забвение. Копошась в грязи, как червь. Как он до глубокой старости будет возвращать один единственный денежный долг, не имея и малейшего шанса проявить себя достойным потомком своих родителей.
"Всю жизнь..." - мысленно повторил он, понимая, что в таком случае все старания и жертвы отца и деда будут пустыми. Что он самолично зароет знамя своей семьи в грязь. Что никогда не заслужит воинской славы. Что умрёт старым, сморщенным, ничего не стоящим, унылым старикашкой.
Второй выход из положения был в том, чтобы продать часть воинских трофеев своих уже давно умерших предков. Он имел только относительное представление, какое несметное сокровище собой представляли старые доспехи, взятые с различных правителей, - с их бездыханных тел. Не догадывался даже, как ценились золотые и серебряные венцы правителей, которых когда-то свергали его далёкие пращуры. Но понимал, что этим сможет откупиться от дельца... видел в этом спасение и избавление от ссуды.
Себе мужчина говорил, что приумножит трофеи своей династии. И смело верил своим мыслям. Он не надеялся, - верил, что ещё возможно всё переменить. Нужно только собраться с силами и сплотить вокруг великого знамени верных людей... нужно только вновь окружить себя блистательными победами!
"Но для начала... - с болью на сердце, думал молодой аристократ, проходя между трофеями не им полученными. - Я должен продать, предать память предков!"
Он хотел себе сказать, что только часть, но не мог кривить сердцем перед собой или кем другим. Понимал, что продав даже самое малое, незначительное, он именно что продаст и предаст всю ту память о своей великой семье, которой так дорожил.
Как выясниться позже, и погибель, и спасение пришли в одном, неожиданно лице.
- Гос-с-сподин, - впервые за многие месяцы, подал голос крысоподобный, неотступная его тень. - Сме-е-ею предположить, что вы здесь не из простого жел-л-лания почтить память... без сомнения, в-в-великих и достойных людей.
Молодой аристократ посмотрел на свою вторую тень. Ему было нестерпимо больно от того, на что он решился. Но, крысолюд не смог понять своего господина. Он неверно истолковал взгляд, столь пристальный и неотрывный.