Прилежного изучения достойны лишь истина и красноречие: истина — чтобы дать прочную основу красноречию и помочь нам правильно устроить жизнь, красноречие — чтобы наставлять других людей и защищать истину.
Почти все важные дела люди решают путем переписки, следовательно, одного умения говорить недостаточно; все второстепенные надобности — наши связи, удовольствия, обязательства светской жизни — требуют владения речью, следовательно, одним умением писать не обойтись. Что ни день, мы нуждаемся и в том, и в другом, но ни тому, ни другому не научимся, если не умеем думать, а умение думать дается только людям, у которых твердые, основанные на истине принципы. Бессчетны доказательства этого правила: сперва следует глубоко постигнуть истину, потом — научиться красноречиво излагать ее.
По ложному пути идут женщины, избравшие своим оружием кокетство. Они мало в ком способны зажечь великую страсть, и не потому, что они, как принято считать, легкомысленны, а потому, что никто не хочет остаться в дураках. Добродетель побуждает нас презирать лицемерие, а самолюбие — ненавидеть его.
Считать ли способность человека к великим страстям знаком его силы или изъяном и слабостью? Считать ли бесстрастие знаком величия души или заурядностью? А может быть, во всем есть своя сила и слабость, свое величие и ничтожество?
Что полезнее для общества, состоящего из людей слабодушных и объединенных этим слабодушием, — мягкость или непреклонная строгость? И то, и другое. Пусть закон будет суров, а люди снисходительны.
Суровость закона говорит о его человеколюбии, а суровость человека — о его узости и жестокосердии. Оправдание суровости — лишь в ее насущной необходимости.
Замысел уравнять сословия всегда был лишь прекрасной мечтой: закону не под силу уравнять людей наперекор природе.
Если бы законная власть действовала всегда справедливо, нам не в чем было бы упрекать дурных государей.
Будьте осторожны с человеком, который внимательно входит во все ваши дела, но о своих делах помалкивает.
Самое убедительное свидетельство нашей беспомощности в том, что всем и всегда самовластно распоряжается случай. Кому даны высокие добродетели и талант, тому реже всего достаются высокие должности. Фортуна не. столько несправедлива, сколько пристрастна.
Люди не в силах устоять перед лестью, и даже понимая, что им льстят, все равно попадаются на эту удочку.
Таинственность, которой мы окружаем все свои дела, говорит порою о еще большей слабости характера и причиняет еще больше вреда, нежели болтливость.
Те, чьи занятия гнусны, — воры, например, или падшие женщины, кичатся своими низменными делами и каждого порядочного человека держат за дурака: большинство людей в глубине души презирает добродетель и плюет на славу.
Лафонтен, по его собственным словам, считал аполог[172] вершиной словесного искусства, но, полагаю, ни один подлинно великий человек никогда не убивал времени на сочинение басен.
Дурное предисловие еще больше растягивает дурную книгу, но хорошо задуманное задумано хорошо, а хорошо написанное написано хорошо.
Сокращать следует только дрянные сочинения; мой опыт говорит — если книга хороша, предисловие к ней не может быть скучно.
Напыщенная гордость в любых случаях смехотворна: основанная на вымышленных достоинствах, она нелепа, на слишком легковесных — низменна; правомочную гордость можно узнать уже по одному тому, что она всегда к месту.
Мы не ждем от больного, чтобы он был полон сил и бодр, как здоровый, удивляемся, если этот человек до последней минуты хранит здравый разум, ну, а если не утрачивает и твердости духа, мы говорим, что в подобной кончине есть что-то искусственное, настолько она необычна и мало кому по плечу. Но если кто-то, умирая, теряет эту твердость или изменяет правилам, которых держался всю жизнь, если, будучи во власти самой неодолимой слабости, проявляет слабость... О слепая злобность человеческой души! Никакие самые очевидные противоречия не смутят недоброжелательство, лишь бы очернить ближнего!
Не призван к великим достижениям в области государственных дел, науки, искусства или на поприще добродетели тот, кому не дорого избранное им дело само по себе, независимо от даруемого этим делом почета; такому человеку напрасно и браться за него: ни ум, ни тщеславие не заменяют таланта.
172
Аполог — жанр, близкий к басне, нравоучительный рассказ с аллегорическим изображением животных и растений. Все рассуждение, как и некоторые другие, свидетельствует о сдержанно-критическом отношении Вовенарга к Лафонтену.