К Февралю народ ещё никак не утерял монархических представлений, не был подготовлен к утере царского строя. Немое большинство его - девять десятых даже и не было пронизано либерально-радикальным Полем (как во всякой среде большой собственной густоты, как магнитные в металле - силовые линии либерального Поля быстро терялись в народе).
Но и защищать монархию - ни народ, ни армия так же не оказались подготовлены.
Так - назвать ли революцией то, что произошло в Феврале? - если считать революцией внезапное, насильственное и с участием масс изменение политического строя государства? Всё это - насильственные действия миллионных масс, и разлив кровопролития, и крутейшие перемены государственного и общественного строя, самой народной жизни, - произойдёт в России - только не сразу.
У нас называют три революции: 1905 года, Февраля 1917 и Октября. Но в 1905-06 не произошло существенных перемен государственной и народной жизни, и не было движения миллионных масс: была СИМУЛЯЦИЯ РЕВОЛЮЦИИ, было много разрозненного террора (и уголовного), когда революционеры (и уголовники) и интеллигенты - толкали, толкали, раскачивали, раскачивали - а оно никак не раскачивалось и не раскачалось. А Февраль - даже неправдоподобен: дремота страны, ничтожное участие масс - и никакого сопротивления власти. А Октябрь - короткий грубый местный военный переворот по плану, какая уж там революция?
Ни одна как будто - не подходит под революцию. Две последних - весьма точно назвать переворотами.
Но несомненно, что в XX веке в России произошла величайшая кровавая необратимая революция всемирового значения. Необратимостью и радикальностью перемен только и определяется революция.
Если в Феврале было мало крови и насилия и массы ещё не раскатились, то всё это ждало впереди: и вся кровь, и всё насилие, и захват народных масс, и сотрясение народной жизни. Революции бывают и медленные - но, начавшись, уже неуклонны, и насилие в них потом всё разыгрывается. Наша революция разгуливалась от месяца к месяцу Семнадцатого года - вполне уже стихийно, и потом Гражданской войной, и миллионным же чекистским террором, и вполне стихийными крестьянскими восстаниями, и искусственными большевицкими голодами по 30, по 40 губерний - и может быть закончилась лишь искоренением крестьянства в 1930-1932 и перетряхом всего уклада в первой пятилетке. Так вот и катилась революция - 15 лет.
Российская революция закончилась в начале 30-х годов. И тотчас была почтительно признана китом западной демократии - Соединёнными Штатами.
IV. ПРИЧИНЫ И СУТЬ ЭТОЙ РЕВОЛЮЦИИ (после 10 марта 1917)
Человеческий ум всегда требует причин для всех событий. И не честно уклоняться назвать их кто как умеет.
В истории Февральской революции редко кем оспаривается полная неожиданность её для всех: и для властей, и для разжигавших её думских и земгоровских кругов, и для всех революционных партий - эсеров, меньшевиков и большевиков, и для западных дипломатов в Петрограде, и уж тем более для остальной России - для Действующей Армии, для провинции, для крестьянства.
Отсутствие партийных усилий, неподготовленность партийными заданиями (агитация партий лишь потом нагоняла события), особенно поражает умы, привыкшие к революционному объяснению. В таких случаях всегда выдвигается слово "стихийный". Но по неучастию всей России мы ясно видим, что стихии не было.
Одни преимущественно объясняют хлебными перебоями в Петрограде - даже не перебоями, а только СЛУХОМ, что хлеб скоро ограничат. Мы уже разобрали, что это - не объяснение.
Другие указывают неоспоримо на многолюдность, уродливость и бездеятельную развращённость петроградского гарнизона. Реально в дни Февраля он был главной действующей силой. И всё же городской гарнизон - не поднимается до уровня исторической причины, хотя бы как частное проявление более обширной причины - войны.
При явности неучастия всех партий Георгий Катков настойчиво разрабатывает мысль, что главной движущей силой петроградских волнений были немецкие агенты и немецкие деньги: хотя притекания последних нельзя доказать документально, но есть признаки. Несомненно, зная приёмы германской дипломатии и тотальной войны, текущего разложения противника, можно не сомневаться, что германские усилия и деньги настойчиво прилагались к общественному взрыву в воюющей России, кому-то же они платили, не без влияния они остались и на огромный размах забастовочного движения в Петрограде, конечно они поддували и хлебные слухи (хотя лозунг "долой войну" не только немецкого происхождения, он вполне внушался и обрыдлостью войны). Несомненна немецкая заинтересованность и немецкая подталкивающая рука - но ведь почти только в одном Петрограде (из провинции - разве что в Николаеве) и не в масштабах столь удавшегося всероссийского взрыва, превзошедшего все немецкие расчёты. Позже, с весны, немцы перенесут свою поддержку на единственную пораженческую партию большевиков и с этого времени действительно станут постоянной силой хода нашей революции. Но в Феврале хоть и могли быть немецкие дрожжи - однако российская опара взялась! - и это заставляет нас искать российские причины внутренние. "Немецкую" причину полезнее недооценить, чем переоценить.
Говоря о причинах, мы, очевидно, должны иметь в виду залегающие обстоятельства - глубокие по природе, длительные во времени, которые сделали переворот принципиально осуществимым, а не толчки, непосредственно поведшие к перевороту. Толчки могут разрушить только нестабильную систему. А - отчего она стала нестабильной?
К таким причинам мы имеем право отнести всю войну в целом.
Весной 1917 любимое кадетское объяснение и было: что революция вызвана неудачным ведением войны и целью имела - вести её лучше и выиграть; что не было в России уважения к личности гражданина (образованного горожанина), от этого в стране не было порядка и от этого всё никак не было победы над немцами. Объяснение это не выдерживает и прикосновения критики. Наиболее уставшая от войны Действующая Армия была застигнута петроградской революцией врасплох, ещё и через две недели стояла почти безучастная и почти неповреждённая. Военно-материальное снабжение достигло к этому времени наивысшей точки. Снаряды, в том числе и тяжёлые, накоплялись весь 1916 год и начало 1917, - теперь русская армия могла вести верденский огонь по всему фронту. Напротив, революция не добавила никакого патриотического подъёма, а с отпадением понуждающей силы появилась у всех, начиная с движущего петроградского гарнизона, надежда уклониться от войны - и крепкая армия распалась в короткие месяцы, сделав войну полностью невозможной.