Двадцать пять минут ни о чём
Как-то, роясь в интернете, я набрел на лекцию М. И. Имханицкого под названием «Открытие древней домры», где автор с порога заявил: «У меня написано 386 работ». Интересно было бы понаблюдать, как он их пересчитывает. Мой отзыв будет предельно кратким: как он открыл древнюю домру, так я закрою её несколькими вопросами. 1) Сколько струн имела древняя домра? 2) Каков их строй? 3) Правда ли, что при игре использовался прием тремоло? И, наконец, последний вопрос, который почему-то никого не интересует: почему название русской домры почти тождественно названию казахской, шире – среднеазиатской домбры?
В заключение несколько отзывов от читателей. 1) «Спасибо герру академику за пересказ своих трудов. Вывод простой – не умеет, читая, сопоставлять информацию». Увы, имена исследователей «сыплются аки алмазная гора»!.. Пиар-акция. 2) «Да-а-а-а-а… Зато этот словесный водопад зафиксирован. Не постыдились выставить. Сам-то он это видел?» И, наконец, отзыв Д. С. Лихачева: «У того, кто много говорит (я бы добавил: и много пишет – Б.Т.) – нет времени думать».
А, впрочем, я зря критикую Михаила Иосифовича, он ведь заслуженный деятель искусств России, академик, доктор искусствоведения, профессор, так что моя критика для него как горох об стенку.
О преподавании инструментовки
Я стал преподавать инструментовку с 1962 года, когда директор Барнаульского музыкального училища П. П. Спирин вызвал меня и сказал: «Возьмешь инструментовку, все отказываются», – и я взял.
Надо сказать, что до того инструментовку у народников вел педагог, музыкант-любитель по профессии бухгалтер. Я тут же уселся изучать «Основы оркестровки» Н. А. Римского-Корсакова и за пару месяцев усвоил их содержание, глубина которых раскрывалась постепенно с течением времени.
Поступив в 1964 г. на первый курс теоретиком в ГМПИ им. Гнесиных я вознамерился подучиться инструментовке для русского народного оркестра у профессора Ю. Н. Шишакова. Придя к нему в класс, я объяснил цель своего визита. Он задал мне несколько задач из своего учебника. Приходя к нему на уроки, я никогда не захватывал его с занятиями с другими студентами-народниками, всегда он что-то писал за столом. Он похвалил мои работы, приговаривая: «Ну, голосоведение у вас идеальное». Так продолжалось вплоть до первой сессии. В это время стало известно, что вскоре будет исполнение Концерта для скрипки с народным оркестром Ю. Шишакова. После исполнения Концерта Ю. Н. стал допытываться у меня: понравилась ли мне музыка. Меня музыка ничуть не впечатлила, но я решил отыграться на солисте-скрипаче. Ю.Н. вспылил: «Да вы что? Это же Гертович, у него отец концертмейстер группы контрабасов в… (тут он назвал какой-то известный оркестр)». Но следующий урок не состоялся, потому что Ю.Н. сослался на занятость и посоветовал мне обратиться за помощью к А. Д. Польшиной. Я знал по многочисленным отзывам студентов о том, что такое Польшина, и на этом мой поход за знаниями закончился.
Надо сказать, к чести Ю.Н. что занимался он только со мной. Я был свидетелем того, как он принимал зачет. Ребята гурьбой заходили в класс, Ю.Н. брал в руки партитуру, быстро пробегал ее глазами и ставил 4. Студенты позже говорили мне, что они приносили партитуры, написанные кем попало. Это свидетельствовало о том, что никаких уроков он не проводил. Впрочем, это не помешало ему написать превосходный учебник по инструментовке для русского народного оркестра.
С третьего курса у нас (музыковедов) начались уроки по инструментовке для симфонического оркестра. Я попал к своему научному руководителю по специальности – доценту Ф. Е. Витачеку. Конечно, я был готов к такому уровню преподавания, поэтому работа шла быстро. Через год после занятий Фабий Евгеньевич сказал: «Все, идем на экзамен». И я сдал экзамен на отлично, занимаясь год вместо двух. Сравнительно недавно я узнал, что Ф.Е. окончил Московскую консерваторию за два года, так что для него это сущий пустяк.