Как-то раз в парке выставку скульптур устраивали. Ягодный тут как тут, помогает каменные глыбы таскать. Понравился ему один каменный медвежонок. Ягодный его сам притащил и в саду усадил.
Уже все домой ушли, а Ягодный Медведь всё сидит рядом с каменным. Что-то шепчет ему на ухо, бормочет.
Пришёл сторож, стал его домой гнать.
— Я и медвежонка с собой возьму.
— Нельзя, никак нельзя, — говорил сторож.
— Да ведь мы оба с ним медведи.
— Медведи, да только разные, — сказал сторож, — этот медведь — произведение искусства, а ты-то — настоящий.
— Да я ведь тоже произведение искусства, про меня в сказке Имант написал, а дядя Юра на русский перевёл.
— Не знаю, не знаю ничего, — сказал сторож, — не читал. Валяй, милый, домой.
Опечалился Ягодный Медведь. Пошёл домой, голову повесил. Не знал он, чудак, что в любом городе полно медведей — плюшевые, каменные, гипсовые, тряпочные, деревянные… В каждом городе куда больше медведей, чем можно себе представить.
Но Ягодный с ними не был ещё знаком. Потом-то они познакомились, и жить Ягодному стало веселей. Но об этом — другая сказка.
Сказка с пуговицей
Пуговица и Шпилька сидели в кафе.
Пуговица была молоденькая, а Шпилька повидала немало и была в жизни немного разочарована, потому что никогда не могла отличить настоящие волосы от искусственных.
— Главное, — говорила Шпилька, — берегись, чтоб тебя не пришили.
Пуговица слушала разинув рот.
— Всякие иголочки теперь водятся, — продолжала Шпилька. — И ниточки. Пришьют за милую душу.
Пуговица напугалась. Кое-как допив кофе, она бросилась бежать и дома сразу спряталась под кровать. А под кроватью Шило валялось, которое, как ни крути, было похоже на иголку.
— Как жизнь, Пуга? — приветливо сказало Шило.
— Нормально, — ответила Пуговица, вскочила в ужасе на стол и бросилась в кисель. В киселе было как-то спокойней.
Вылезши из киселя, Пуговица отряхнулась. Шило пока не пришивало. Зато неподалёку Пуговица увидела Вилку. Лежит, не шевелится! Но уж если тебя пришьют вилкой! Вот ужас-то!
Содрогаясь, Пуговица выскочила на улицу. А на улице — ёж! Вот где иголочки!
Пуговица побежала по тротуару, вдруг видит — телевизионная башня! Игла! Ужас! Ужас! Если такая пришьёт — о-го-го!
Пуговица прыгнула вправо-влево — и упала в грязь. Пока вылезла — все дырки грязью позабивала. Побежала домой, к киселю поближе. С ним как-то спокойней. Уж кисель никогда не пришьёт, разве немного замочит.
Вдруг видит Пуговица: на углу автомат с газировкой.
У автомата Молния стоит. Не та, что в небе гремит, а та, на которую куртки застёгивают.
Молния пить хотела, а трёхкопеечной монеты у неё не было.
— Эй, Кружочек! — крикнула она Пуговице. — Иди-ка сюда, я тебя в автомат брошу, пить охота.
— Я не Кружочек. Я — Пуговица.
— А где ж твои дырки? Как Пуговица ты не проходишь. Глянь в зеркало. Пуговица глянула — и верно: все дырки забились грязью.
— Ты, наверное, Вилка, — смеялась Молния, блистая медным зубом, — или ложка? А может, ты — самолёт?
— Я — Пуговица.
— Коррова ты! — грубо сказала Молния и толкнула Пуговицу плечом.
Стал собираться народ.
И тут откуда ни возьмись — Иголка.
— Иди-ка сюда, — поманила она Пуговицу пальцем. — Пойдём-ка к Нитке.
Пуговица совсем растерялась, и Иголка отвела её к Нитке.
Нитка сурово глянула на Пуговицу:
— Ты где пропадала?
— Да я так…
— Служила?
— Да нет, я с киселём…
— Ах, ты была свободна, — сказала Нитка и прочистила Пуговице иголкой один глазок. — Это хорошо. — И она прочистила другой глазок. — Хорошо быть свободным. — И она прочистила третий. — Но в киселе нет счастья, надо делом заниматься. — И она прочистила Пуговице последнюю дырку и тут же иголочкой её и пришила.
Пуговица огляделась. Рядом с ней были пришиты и другие пуговицы, которые всё время застёгивались. Всё вокруг было застёгнуто.
Даже небо. Днём застёгнуто оно на Солнечную пуговицу, ночью — на Лунную.
А там далеко-далеко, в глубине небесного свода, всегда мерцают над нами звёздные пуговички. Они держат на себе огромные миры, чтоб те не рассеялись в пространстве.
Серая сказка
Я — Серый.
Я — серый, как мышонок.
Как птица, как пепел, как пыль.
Я — Серый, но что бы делали без меня Яркие!