Лежала себе на тончайшем кухонном коврике, мерзла и думала, что есть люди, которые постоянно – изо дня в день наступают на одни и те же грабли. Со всех сил наступают, расшибая лоб черенком. Причисляла себя к этим «везунчикам», забывая поразмыслить, что эти несчастные люди с незаживающей раной на челе, просто идиоты. Можно ведь пойти другой дорогой, или убрать чертов инструмент, зашвырнув его далеко в кусты.
Что и говорить, немо предавать себя анафеме за глупость, было моим единственным талантом.
Даниил чувствовал недовольство. Все-таки он был мудрым мужчиной, кто прекрасно разбирался во всех этих психологических тонкостях.
- Просто возвращайся, - сказал, туша окурок об блюдце.
- Просто катись к чертям, - ответила, поднимаясь, и вспыхивая в миг, - или думаешь, что заняв старую комнату, позволю на досуге потрахивать себя, пока твоя женушка катается по Европе? Мы это все уже проходили, хватит.
- Я куплю тебе квартиру в городе, - пожал плечами отчим.
Зло натянула майку, рассмеялась таким себе горьким смехом, почти истеричным. Подозреваю, что смотрелось это некрасиво – мне никогда не была к лицу истеричность, потому что таким поведением до боли смахивала на покойную матушку. Но, тогда, в пылу скандала, было не до того.
- Так не будет, - по слогам произнесла, чувствуя, что не могу остановиться, - не буду твоей шлюхой, когда захотел, тогда и трахнул!
- А как будет? – тоже повысил голос Даниил, - будешь, как ужаленная носиться по стране, устраивая из своей жизни цирковое представление? Посмотри вокруг – разве можно так жить, в этой деревне, без элементарных условий? На себя посмотри – где твое жизнелюбие, убегаешь непонятно от чего!
- От тебя убегаю, - заорала я, - потому что ты не даешь покоя! Жить не даешь! Сколько можно меня преследовать?
- А как можно оставить тебя без присмотра, - закричал отчим, поднимаясь на ноги, - ты же совершенно чокнутая! Что стоит вернуться в родной город, чтобы я не бегал за тобой как собака, не нанимал людей следить, и ежедневно докладывать, как здесь обретаешься?!
- Это ты бегаешь? Ха-ха. Это я, завидев тебя вдруг ноги расставляю! – уже не контролируя, какие слова вылетают изо рта, орала я.
- Вот и возвращайся! Сэкономишь нам обоим силы, - устало, но упрямо заявил Даниил.
- Нет, - мотнула головой, - категорически нет, ведь ты взял в жены первую, подвернувшуюся на пути модельку, вместо того, чтобы дать нам шанс быть вместе!
- А кто уехал, не сказав ни слова, оставив лишь трусливое письмецо? Я, тогда как раз думал – может, и правда стоит плюнуть на скандал, и открыто обо всем объявить. Да вот только не успел.
- Чушь, - сбавив обороты, но все еще безмерно зло, ответила я, - мне не нужны были никакие публичные заявления.
- А что, что тебе было нужно? – прищурившись, спросил отчим, наклоняясь ко мне.
Стиснула зубы. Ни за что не произнесу эти слова вслух.
- Видишь, ты и сама не в курсе, - покачал головой отчим.
- Да что ты за человек такой! – опять закричала, в отчаянии закрывая глаза. – Просто полюби меня! Полюби!
Воцарилась пауза. Такая оглушительно тихая, какая может быть между взбешенными людьми, да еще и в умиротворенные шесть часов утра. А потом Данила ответил свистящим шепотом:
- Так это я тебя не любил?
Глаза распахнулись сами собой. Что это был за поворот! Прямо голливудские сюжетные перипетии.
- Убирайся, – легко топнула ногой, показав рукой на дверь, - и никогда больше не приезжай, потому что я убью тебя, если еще хоть раз увижу.
Отчим усмехнулся. Криво, как по обыкновению любил улыбаться.
- Наши расставания до абсурдного одинаковы. Разнообразь их, милая.
- Ненавижу, - ответила я, и в тот момент действительно ненавидела.
- Брось, - ответил отчим, - мы оба знаем, что любишь. Так сильно, что никогда не сможешь полюбить кого-то еще.
Что стоило ему вместо этих слов сказать другие? Например, - «Я разведусь с Ольгой, буду твоим, только возвращайся», или: - «Прости меня, я во многом был неправ», а еще лучше – произнести и то, и другое, вместе.
Но, передо мной стоял тот самый Даниил, кто заработал свои миллионы до двадцати пяти, кто не прогибался перед людьми, а шел в лобовую атаку, в пыль кроша конкурентов. Кто не имел в лексиконе слов сожаления и не привык извиняться. Тот самый Даниил, кто не давал слабины и не снимал маску отрешенности даже в постели с любовницей.
Он промолчал, не силясь исправить то, что было разрушено - до самого основания. Поэтому я отвернулась и ушла в спальню, а через несколько минут услышала хлопок входной двери. Спустя еще парочку, послышался шум мотора.
- Ну и катись, - прошептала, падая на кровать.
В позе морской звезды я пролежала не так уж долго. Немного поплакала, еще чуть-чуть бездумно поглядела в потолок. А к обеду успела рассчитаться с работы и собрала немногочисленные пожитки.
Да, я снова бежала, куда глаза глядят. Как хомяк беспрерывно бежит по своему колесу, так и я удирала с насиженного места, после бурных встреч с возлюбленным. Эта дурная привычка пристала, как нехилый клещ. Но, ничего не могла поделать - тело просило движения, а душа – перемен.
Провожать меня вышли соседи.
Тетя Таня была на удивление тихой, даже вызвалась подвезти до вокзала. Дядя Толик глядел с надеждой, и ее причина выяснилась, когда обнял на прощание: попросил на ухо одолжить двадцатку на пиво.
- По почте вышлю, - почесав нос и сунув купюру в карман, кивнул сосед.
Я махнула рукой и бросила сумку в багажник.
- Ты это, - сказала по пути к месту назначения, Татьяна, - дала бы ему еще шанс. Судя по всему, неплохой мужик, да и любит тебя – непутевую. Ты подумай - стал бы мотаться, если б не любил? И не сердись, что крики ваши слушали – волей-неволей, ты ж знаешь.
Я вздохнула, пожала плечами и отвернулась к окну. Может и любит. Да только не так, как мне нужно.
Мы обнялись с соседкой на прощание – тепло, раз и навсегда расставаясь.
Села в автобус и отбыла куда-то на юг.
Меняла города, имидж, образ жизни, работу. Время летело. Больше мы с отчимом не виделись, хотя он исправно звонил, писал, напоминая, что не выпустил из виду. Угрожал, если ходила на свидания, подчеркивая, что ревнует и не собирается давать полноценной свободы. Я такое поведение позволяла, поскольку не особенно хотела заводить какие-либо отношения - никто не был нужен. Кроме него, разумеется.
И так длилось, длилось.
Я открыла глаза, но рук не убрала. Руслан смотрел на меня, не моргая.
- Почему, почему ты не хочешь отдать мне эту любовь? Она ведь не приносит ничего кроме боли, - прошептал пересохшими губами.
Я не знала почему. Может, потому что кроме нее у меня ничего не было. Ничего такого, ради чего стоило бы жить.
И, наверное, поэтому сама перевернула монетку – наглым образом обманывая судьбу, насильно оставляя себе это уродливое чувство.
- Мирослава, - покачал головой мой инопланетный гость, - я сыт и не хочу больше боли.
- Хорошо, - ответила, - помоги прилечь, голова кружится.
После нескольких часов дремы, Руслан разбудил на обед.
Умываясь наспех, думала, что заказал пиццу, но реальность превзошла все ожидания. Руслан сварил мясной соус – наваристый, томатный, со специями и большими кусками мягчайшей телятины.
- Как? – забывая жевать, стучала ложкой об зубы.
Руслан улыбался.
- Очень просто. Заказал продукты, когда их привезли, открыл в интернете рецепт и дело пошло.
- Такого вкусного соуса я никогда не ела, - призналась совершенно честно, - и это огромный комплимент, поскольку до этого дня самыми вкусными блюдами считались те, что готовил отец.
Да, папины блюда, родом из детства - каши с тушенкой (рецепт былых армейских будней), жареная картошка с грибами, отбивные – такие сочные, что приходилось облизывать пальцы от стекающего жирного сока, навсегда остались лучшими. Нигде и никогда больше я так вкусно не ела.