Кот шумно прошлепал по комнате, собрав кучу из большинства сломанных стульев, и повесил на нее пахнувшие плесенью матрасы, чтобы проветрить. К этому времени, к легкому удивлению Кота, больше половины комнаты оказалась чистой. Пыль висела в воздухе, из-за чего у Тонино текло из носа и слезились глаза, заполняла одежду и волосы и прочерчивала лица серыми полосами. Их руки стали черными, а ногти – еще чернее. Они хотели есть, пить и устали до изнеможения.
– Мне нужно попить, – прохрипел Тонино.
Кот еще раз очень шумно подмел лестницу, но Мастер Паукк не подал никаких признаков, что услышал. Возможно, стоит покричать? Чтобы набраться на это мужества, понадобилось настоящее усилие. И почему-то Кот не мог заставить себя назвать Мастера Паукка Мастером, как бы ни старался. Он вежливо постучал в дверь и позвал:
– Простите, сэр! Простите, пожалуйста, мы ужасно хотим пить.
Ответа не последовало. Приложив ухо к двери, Кот уже не услышал звуков от передвижений Мастера Паукка. Он угрюмо спустился обратно.
– Не думаю, что он сейчас там.
Тонино вздохнул:
– Он узнает, когда эта комната будет чиста, и тогда вернется, но не раньше. Я уверен, он кудесник.
– В любом случае, ничто не мешает нам отдохнуть, – сказал Кот.
Он подтащил к стене два матраса и сделал из них сиденье. Оба с облегчением сели. Матрасы по-прежнему были крайне влажными и ужасно воняли. Оба попытались не обращать внимания.
– Откуда ты знаешь, что он кудесник? – спросил Кот, чтобы отвлечься от вони и сырости.
– Глаза, – ответил Тонино. – У тебя такие же глаза.
Кот подумал о круглых блестящих глазах Мастера Паукка и передернулся.
– Они вовсе не такие, как мои! Мои глаза голубые.
Тонино опустил голову, подперев ее руками:
– Прости. На мгновение я подумал, что ты кудесник. Теперь я не знаю, что и думать.
Это заставило Кота неловко поерзать. Если позволить себе это заметить, каждый раз, стоило ему подумать о чем-то, а особенно о магии, возникало пугающее ощущение, будто думать не о чем. В этом холодном подвале, казалось, было только здесь и сейчас, и ужасный запах гнилого дыхания, исходящий от матрасов, и сырость, выползающая вместе с запахом и пробирающаяся сквозь одежду.
Тонино рядом с ним снова задрожал.
– Так не годится, – сказал Кот. – Вставай.
Тонино поднялся на ноги.
– Думаю, какие-то чары здесь заставляют нас слушаться, – заметил он. – Он сказал нам, что мы можем разложить матрасы после того, как комната будет чистой.
– Мне наплевать, – сказал Кот.
Он подобрал верхний матрас и встряхнул его, пытаясь вытряхнуть запах – или чары.
Это оказалось большой ошибкой. В ту же секунду весь подвал заполнился густой, удушающей, вонючей, комковатой пылью. Они едва могли видеть друг друга. И то, что Кот все-таки разглядел, вызывало тревогу. Тонино согнулся пополам, кашляя и кашляя – ужасным отрывистым и сухим кашлем с надрывным задыхающимся звуком каждый раз, когда Тонино пытался вдохнуть. Выглядело так, будто Тонино сейчас умрет от удушья, и это настолько пугало Кота, что он терял те крохи рассудка, что у него еще оставались.
Он выронил матрас, подняв еще одно облако пыли, схватил метлу и с остервенением страха и вины побежал по лестнице наверх, где заколотил в дверь ручкой метлы.
– Помогите! – завопил он. – Тони задыхается! Помогите!
Ничего не произошло. Как только Кот перестал стучать в дверь, по тишине с той стороны он понял, что Мастер Паукк не утруждается слушать. Он сбежал обратно вниз, в густую-густую пыль, схватил задыхающегося Тонино за локоть и подтолкнул его наверх по ступеням.
– Вставай рядом с дверью, – велел он. – Там чище.
Он слышал, как Тонино, задыхаясь, поднялся, в то время как сам побежал к грязному, темному, высокорасположенному окну и ударил в него ручкой метлы, как копьем.
Кот собирался разбить его. Но запачканное стекло просто пошло трещинами, точно белая звезда, и никак не разбивалось больше, как бы сильно Кот не колотил в него метлой. К этому моменту он кашлял почти так же ужасно, как Тонино. И был зол. Мастер Паукк пытался сломить их дух. Что ж, ничего у него не выйдет! Кот подтащил под окно один из тяжелых расщепленных верстаков и взобрался на него.
Окно было из тех, у которых половина опускается, а половина поднимается. Встав на верстак, Кот оказался носом на уровне старой ржавой задвижки, которая держала две смыкающиеся посередине половины. Он взялся за задвижку и сердито вывернул ее. Она рассыпалась в его руках на кусочки, но по крайней мере больше не удерживала окно закрытым. Кот бросил кусочки вниз и всеми пальцами ухватился за грязную раму. И толкнул. И потянул. И затряс.
– Давай помогу, – хрипло произнес Тонино, забравшись к Коту и сильно выдохнув, поскольку задерживал дыхание, пока шел через комнату.
Кот благодарно подвинулся, и они толкнули вдвоем. К их радости, верхняя половина окна дернулась и заскользила, образовав зазор примерно в пять дюймов над их головами. Сквозь него они могли увидеть снаружи только нижнюю часть ограды на уровне мостовой и пару ног, проходивших мимо – ног в старомодной обуви с высокими каблуками и пряжками спереди.
Это показалось им странным. Как и то, как теплые струи свежего воздуха сквозь открытую щель дохнули им в лицо в тот же момент, когда облака пыли устремились наружу. Но они не стали останавливаться, чтобы подумать об этом. Им обоим пришло в голову, что если они смогут подтолкнуть верхнюю половину окна до самого конца, то смогут выбраться наружу. Они вцепились обеими руками в верхнюю часть окна, угрюмо толкая.
Но, похоже, никакие усилия не могли заставить окно открыться больше. Когда Кот, тяжело дыша, остановился, Тонино заколотил кулаком по нижней части окна и закричал очередной проходившей мимо паре ботинок с пряжками:
– Помогите! Помогите! Мы заперты здесь!
Ноги прошли, даже не задержавшись.
– Они не слышали, – сказал Кот. – Должно быть, это чары.
– Тогда что нам делать? – завыл Тонино. – Я так голоден!
Кот тоже был голоден. Насколько он мог понять, сейчас было уже время вечернего чая – по меньшей мере. Он подумал о чае в замке с сэндвичами с салатом и пирожными с кремом… Постойте-ка! Что за замок? Но вспышка воспоминания ушла, оставив лишь представление о сэндвичах с салатом – роскошных, со срезанной корочкой – и пирожных, сочащихся джемом и кремом. Желудок Кота заворчал, и он почувствовал, что готов завыть, как Тонино. Но он знал, что должен быть благоразумным, потому что старше Тонино.
– Он сказал, мы можем получить еду, когда уберем всю комнату, – напомнил он Тонино. – Лучше нам продолжить и покончить с этим.
Они слезли и снова приступили к работе. На этот раз Кот попытался организовать ее как следует. Он следил, чтобы они работали только короткими рывками, и нашел два не совсем сломанных стула, чтобы они могли посидеть отдохнуть, пока очередная куча пыли всасывалась через открытое окно. Они медленно продвигались к дальнему концу подвала. К тому времени, когда свет, проникающий сквозь грязь на окне, стал золотым светом позднего вечера, они были готовы приступить к задней стене.
Они совсем к этому не стремились. Тот конец от пола до потолка был завешан массой грязной пыльной паутины, по меньшей мере в два фута толщиной, дрожащей и вздымающейся серой зловещей массой на сквозняке от окна. Под завесами паутины, они могли разглядеть еще один расщепленный верстак. А на нем в самом центре стоял какой-то маленький черный контейнер.
– Как думаешь, что это? – поинтересовался Тонино.
– Посмотрю. Полагаю, очередной старый хлам.