Пять дней и ночей мы провели у Данилыча, и за это время переговорили обо всем и обо вся, а когда ожидание стало особенно тягучим — пурга, она вроде зубной боли, — Данилыч начал рассказывать байки, которые я записал, хотя они много теряют в записи. Итак...
...БАЙКА ПЕРВАЯ О МУХЕ «КУЦА-ЙОЦА»
Служили в Полярной авиации два друга — пилот и бортрадист. Они и сейчас прилетают сюда каждую весну, хотя уже несколько лет как ушли на отдых. Оба седые, тихие, один — большой, другой — маленький. Это про них все байки.
Так вот, летели они тогда, в сороковых годовых, на Восток, в Певеке. И посадили им на борт чечако из науки. А есть на земле такие люди, которые несут в себе яростный заряд антипатичности. Такие люди, как правило, не понимают шуток, болезненно реагируют на успех или заработок товарища, норовят сфилонить, где только можно, и любят делиться в месткоме своими сомнениями и соображениями по поводу, а чаще без повода. Словам, подсадили чечако к двум асам, и не стало жизни в самолете: слова не скажи, пошутите, не пошутите, просто дипломатический прием, а не Полярная авиация. А летать, когда нервы натянуты и за спиной у тебя сидит не человек, а гнида — дело рискованное. И решили два старых аса выжить этого самого чечако. Они могли бы, конечно, пойти по начальству и силой своего авторитета вытолкать чечако. Но так у ветеранов не поступают: это и некрасиво, и не смешно. И потом, думали они, может быть, произошла ошибка. Может быть, этот человек не так уж плох, как кажется. И решили они устроить своему чечако генеральную проверку, как говорится, «на вшивость». И вот однажды днем маленький ас, второй ас, чтобы не было перебора, сказался занемогшим головными болями, в столовой, в перерыве между щами и пюре с олениной начал внимательно и скорбно рассматривать лицо нашего чечако, а точнее даже не все лицо, а маленький прыщичек, вскочивший у того после бритья. Старый ас это утром еще заприметил, жили-то в одном номере летней гостиницы, но терпеливо ждал дня, чтобы прыщичек вызрел и сделался чувствительным. Чечако барабанит пальцами по столу, лицо у него постное, есть же такие люди! Ему что праздник, что радость — все равно, с таким лицом по планете ходит, что настроение готов даже имениннику испортить, зубом еще цыкает в довершение ко всему, как урка, и лениво переругивается с официанткой по прозвищу Нефертити, (сначала очень обижалась, считая, что это намек.) Наш ас разглядывал чечако, разглядывал, до того разглядывал, что тот не выдержал и спросил:
— В чем дело? Лица моего не видели?
— Да нет, нет, — ответил ас, — ничего особенного. И еще ближе к его лицу придвигается, даже очки надел.
—Что все-таки случилось?! — спрашивает рассерженно чечако. — Что вы меня так разглядываете?
— Скажите, а вы в Японии не бывали?
— Не был я ни в какой Японии!
— А на Сахалине?
— Нет!
— Нет? Точно?
— Точно! А что случилось? Может, объясните?
— Видите ли, прыщичек у вас под носом...
— Ну и что?
—Ничего, конечно, — смиренно эдак говорит наш ас, — только я боюсь, не укусила ли вас кошмарная японская мушка «куца-йоца»...
— Что за глупости? Откуда здесь может быть «куца-йоца»?
— Как откуда, — вздохнул ас. — Сюда корабли ходят из Японии. Могли завести.
—Перестаньте фантазировать, — сказал чечако и принялся за оленину, принесенную ему Нефертити.
А надо сказать, что асы операцию свою задумали тщательно и всесторонне. Они узнали, что в изоляторе госпиталя лежит морячок с рожистым воспалением, и физиономия у него, простите, таких размеров, что даже как-то неприлично ее сравнивать кое с чем. Вот наш ас и советует чечако: