ней.
БОМАРШЕ. Но я же с ней не сплю.
ФИГАРО. Придется — для пользы дела.
БОМАРШЕ. Продай ей мои часы, а?
ФИГАРО. Она вам три пары «Сейко» в придачу купит — ей страсть как хочется попробовать господское. Они, что при кухнях, всегда сыты, только любопытство у них жадное, все им узнать хочется. Как сытый — так ему подавай все новенькое и новенькое.
БОМАРШЕ. Слушай, а как ты объясняешься с этой поварихой? Ты же не знаешь английского языка?
ФИГАРО. Это ерунда. Кто умеет говорить «год дам!» — черт побери! — тот в Англии не пропадет. Вам желательно отведать хорошей жирной курочки? Зайдите в любую харчевню, сделайте вот этак (показывает, как вращают вертел), и вам приносят кусок солонины без хлеба. Изумительно! Вам хочется выпить стаканчик превосходного бургонского? Сделайте так, и больше ничего. «Год дам», и вам подносят пива в отличной жестяной кружке с пеной до краев. Какая прелесть! Вы встретили одну из тех милейших особ, которые семенят, опустив глазки, отставив локти назад и слегка покачивая бедрами? Изящным движением приложите кончики пальцев к губам. Ах, «год дам»! Она даст вам звонкую затрещину, — значит, поняла. Правда, англичане в разговоре время от времени вставляют и другие словечки, однако нетрудно убедиться, что «год дам» составляет основу их языка.
Стук в дверь.
БОМАРШЕ. Войдите.
Входят три рослых м о л о д ч и к а.
ФИГАРО. Они, те самые... Только усы приклеили, а бороды сняли.
БОМАРШЕ. Ты свободен, Фигаро. ФИГАРО. У
меня ногу свело. БОМАРШЕ. Я что сказал?!
ФИГАРО. Ногу свело, не могу двигаться!
Бомарше достает из-под шелковой накидки пистолет и наводит его на Фигаро.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Год дам, шевалье, у нас три таких штуки. Но мы пришли не с войной, а с миром.
БОМАРШЕ. Вы представляете интересы Британии?
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Мы представляем интересы короля, год дам!
БОМАРШЕ. Прошу садиться, кавалеры!
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Садитесь, джентльмены. Фигаро, пошел вон!
ФИГАРО покорно идет к двери.
БОМАРШЕ. Фигаро, оставайся с нами и пей кофе.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Мы, собственно, не против. Слуг дешевле покупать, чем хозяев, год дам!
БОМАРШЕ. Мой слуга куплен на всю жизнь, — не деньгами, а сердцем!
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Шевалье, вы предложили Тевено де Мо-ранду тридцать две тысячи луидоров за уничтожение книги о публичной девке — любовнице французского монарха.
БОМАРШЕ. Кавалер, я требую удовлетворения — вы оскорбили достоинство короля!
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Вы сравнили вашего монарха с вонючим скунсом, шевалье.
БОМАРШЕ. Но это делал я, француз и подданный, а не вы — британец и противник.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Это сравнение приведет вас на эшафот.
БОМАРШЕ. Я уже был там. Дальше, пожалуйста.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Корона Британии платит вам шестьдесят четыре тысячи луидоров и пенсию; вашей жене после смерти — половинную, вашим законным детям — третью часть — за то, что вы не препятствуете появлению правды. Вы позволяете Тевено де Моранду напечатать его книгу о публичной шлюхе, которая в десять раз продажней Джерри, отдающей вам себя за пятнадцать луидоров, год дам!
БОМАРШЕ. За десять.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Пять доплачиваем ей мы — за мучения.
БОМАРШЕ. Когда и где вам угодно встретиться со мной, кавалер? Я заранее принимаю все ваши условия: шпага, пистолет, кулаки.
ПЕРВЫЙ МОЛОДЧИК. Шевалье, через десять минут в этот номер придет ваша жена. Она везет вам печальные новости. Мы подождем вашего ответа до завтра. Честь имею, шевалье. Джентльмены...
МОЛОДЧИКИ поднимаются и, отвесив Бомарше поклон, уходят из номера.
БОМАРШЕ. Ты слышал, Фигаро, сюда едет Жозефина. Какой ужас! Посмотри, нет ли под перинами панталон или деталей от корсетов? Быстро!
ФИГАРО. Панталоны были позавчера, я их подарил кухарке.
БОМАРШЕ. Посмотри еще раз! Эта сволочь Джерри... То-то я смотрю, она была так ядовито надушена. Выбрось белье, сожги подушки, начинай уборку, скажи жене, что я трепетал от счастья, узнав о ее приезде. Она будет требовать денег — дай часы, пусть она продаст их. Она будет говорить, что король запретил показ моих пьес, — скажи, что я пишу новую безобидную комедию «Свадьба Фигаро». Скажи, что эта пьеса даст ей на первые два месяца, а потом, когда ее отыграют и забудут, король вернет мне свою милость — ему без меня труднее, чем мне без него, а в общем-то нам всем очень плохо без Франции.