В кабинет входит э к о н о м к а.
ЭКОНОМКА. К вам пришли девки.
ПИСАТЕЛЬ Этого не печатать!
Он поднимается из-за стола и идет через всю квартиру.
Этот проход, — необычайно важный для понимания характера Писателя, — должен быть решен таким образом, чтобы зритель увидел его квартиру. Для этого включается круг, и писатель, раздеваясь на ходу, бросая свои вещи на пол, проходит через холл, старинную библиотеку, громадную, в стиле Людовика столовую, будуар жены, модерновую комнату сына, гостиную стиля позднего рококо, и приходит — уже в одних трусах — в комнату, обставленную с грубой и показной нищетой: койка, укрытая солдатским одеялом, стеллаж с книгами, большой портрет Мао. Единственная дорогая вещь в этой «гостевой» комнате — огромный телевизор (в случае, если театр не имеет возможности проецировать на громадный экран кинопленку митинга маоистов в любой из западных стран, но так, чтобы доминировала спина оратора, а не его лицо, ибо оратор — это наш писатель, можно использовать транзисторный приемник).
В гостевой ПИСАТЕЛЯ ждут две м а с с а ж и с т к и в хрустящих белых халатах. Писатель раздевается, ложится на кровать.
ПИСАТЕЛЬ. Включите приемник, я хочу послушать, как цензура искалечила мою речь на митинге верных сыновей великого кормчего.
П Е Р В А Я М А С С А Ж И С Т К А начинает делать массаж, В Т О Р А Я М А С С А Ж И С Т К А ищет по шкале приемника. Находит голос писателя. Слышна овация, крики: «Восток заалел!»
«Да здравствует самый-самый!» «Слава Мао! Слава Троцкому!»
Голос ПИСАТЕЛЯ. Ветер с востока сильнее, чем ветер с запада, мои молодые друзья! Мы должны смотреть открытыми глазами на процесс, происходящий в мире: американский империализм, французский капитализм и советский ревизионизм объединились в борьбе против великого гения революции Мао Цзедуна! Реакция — против света, гнилой материализм — против духа! Наш девиз — борьба! Мы должны откинуть все мелкое, материальное, суетное! Для всех нас не важно — что есть, где спать и как одеваться! Главное — порыв, смелость, низвержение кумиров, идей, морали! Мы должны отбросить изжившее себя — в политике, искусстве, любви! Стиль Дацзибао — это стиль будущей литературы мира!
ПИСАТЕЛЬ. Пожалуйста, покрепче трите копчик, он близок к простате!
Голос ПИСАТЕЛЯ Да здравствует великая пролетарская культурная революция! Пусть расцветают все цветы, пусть соседствуют все школы и течения!
ПИСАТЕЛЬ. Выключите и сосредоточьтесь на паховых мышцах.
ПЕРВАЯ МАССАЖИСТКА выключает транзистор (или ТВ).
ВТОРАЯ МАССАЖИСТКА. Вы пишете душещипательные пьесы, а говорите так страшно...
ПИСАТЕЛЬ. Малютка, зрительницы любят тех, кто пугает...
ПЕРВАЯ МАССАЖИСТКА. В жизни вы обаяние, сплошное обаяние... Повернитесь на бок.
ПИСАТЕЛЬ. Вас не смущает жировичок на ягодице? Может, мне стоит показаться онкологам?
ВТОРАЯ МАССАЖИСТКА. Это не жировичок, мсье, это след от жаркого поцелуя.
ПИСАТЕЛЬ. Какой фильм или спектакль вам бы хотелось посмотреть, мои спасительницы?
ПЕРВАЯ МАССАЖИСТКА. О любви.
ПИСАТЕЛЬ. По Бергману? С лесбосом и гомосексуализмом?
ВТОРАЯ МАССАЖИСТКА. О нет, это уже скучно, это сейчас никого не волнует. Хочется чистоты, нежности, семейного уюта.
ПИСАТЕЛЬ. За такую пьесу вы бы отдали деньги кассиру?
ПЕРВАЯ МАССАЖИСТКА. Мы рассчитываем на ваше приглашение...
ПИСАТЕЛЬ. Я говорю о принципе...
ВТОРАЯ МАССАЖИСТКА. Конечно, мы бы купили билет на такой спектакль; так надоела наша грязь, бульварная грязь...
ПЕРВАЯ МАССАЖИСТКА. Только зачем вы с этими?
ПИСАТЕЛЬ. Свобода, моя пташечка, свобода... Спасибо, прелестницы, я снова юн и полон сил для труда и борьбы...
Писатель поднимается и, одеваясь на ходу, совершает обратный ход по кругу в свой ампирный, несколько женственный кабинет. Он подходит к диктофону и отматывает пленку. Слушает окончание своей фразы: «...а наши людские часы подобны мгновеньям».
ПИСАТЕЛЬ Кто-то приехал?