ШАНУА. Прощайте, Пьер Огюст де Бомарше, самый великий писатель Франции, я благодарен Богу за то, что был вашим современником!
(Выходит.)
ТЮРЕМЩИК. Пьер Огюст Карой де Бомарше, бывший шевалье! Конвент принял к пересмотру ваше дело. Оно будет слушаться завтра утром. Ваш слуга гражданин Фигаро может быть свободен сейчас же!
ФИГАРО. А я-то был счастлив, что обо мне забыли! Нет ничего более прекрасного, когда о тебе забывают сильные мира сего.
ТЮРЕМЩИК. Идите же, вы свободны, Фигаро!
ФИГАРО. По-вашему, я брошу Бомарше и побегу, как заяц?
ТЮРЕМЩИК. Вы же слуга! Поднимитесь с колен, забудьте, что вы были рабом! Идите!
ФИГАРО. Вся Франция — рабы Бомарше. Нет ничего почетнее, чем быть рабом таланта.
ТЮРЕМЩИК. Вы не хотите свободы?
ФИГАРО. Какая же это свобода, если Бомарше держат в темнице? Я хочу свободы и поэтому остаюсь здесь!
ТЮРЕМЩИК. А вы, менестрели? Вас ведь никто не сажал! Давайте-ка освобождайте помещение! Пусть Бомарше подумает о себе до утра в одиночестве.
БОМАРШЕ. Не о себе, о Франции.
Менестрели поют песенку о дружбе, отказываясь покинуть Бомарше. ТЮРЕМЩИК уходит.
Слезливая благодарность — удел кающихся тиранов, когда их сваливают с трона, или состарившихся политиков, которые мечтают о бессмертии. Я мечтаю о благе французов. Итак, ты, Фигаро, будешь играть роль моего обвинителя Лекуантра. Ты, мой нежный Хосеба, станешь министром иностранных дел Лебреном. Всех остальных мерзавцев будете подыгрывать вы. Естественно, я стану изображать самого себя. Начинай, Фигаро... Простите, гражданин Лекуантр...
ФИГАРО. Встаньте, Бомарше! Вы признаете себя виновным в том, что ради личной наживы лишили республику двухсот тысяч ружей, столь нужных нам для обороны?
БОМАРШЕ. Великий поэт, подаривший французам «Илиаду» Гомера, — Антуан де Ламот-Удар, — выходя из Опера, наступил на ногу молодому человеку, который сразу отвесил ему пощечину. Великий поэт сказал: «Ах, сударь, до чего же вам неловко станет, когда вы узнаете, что я слеп».
ФИГАРО. Вы не на сцене, а в суде, Бомарше. Я повторяю мой вопрос: вы признаете себя виновным в том, что из-за ваших гешефтов республика лишилась ружей?
БОМАРШЕ. Нет.
ФИГАРО. Объясните трибуналу суть дела.
БОМАРШЕ. Полгода назад голландский негоциант Лойэль предлагал мне купить принадлежащие ему ружья. Я отказался, я не хотел больше политики, я хотел работать исключительно для театра революции. Господин Лойэль сказал, что он окажет на меня давление через самых влиятельных лиц Франции, потому что, по его словам, только я мог заключить оптовую сделку, вывезти ружья из враждебно настроенной Голландии и совершить все это как истинный патриот — без обмана. Я не люблю, когда на меня оказывают давление, и поэтому я сам пошел к военному министру де Граву. Мой министр я требую от вас точного ответа: нам нужны ружья или нам ружья не нужны.
МЕНЕСТРЕЛЬ № 2 За последний год, сударь, мы не могли приобрести ни одного ружья. А вот — извольте взглянуть — требования на ружья: на это Конвентом отпущен двадцать один миллион ливров.
БОМАРШЕ. Что мешало вам приобрести ружья для Республики, гражданин министр?
МЕНЕСТРЕЛЬ № 2 Наши противники в Европе.
ФИГАРО Что ты ему кланяешься, чудак? Ты ж министр. Министры кланяются власти нынешней, предают власть бывшую и думают заранее, как бы подстроиться к власти будущей. Но писателям они кланяться не умеют.
БОМАРШЕ. Для справки: де Грав эмигрировал из республики, когда против него выдвинули обвинения; вернулся к Наполеону, потом отрекся и от него, став в конце концов пэром у нового Людовика Бурбона.
ФИГАРО. Гражданин министр, что вам предлагал этот мошенник Бомарше?
МЕНЕСТРЕЛЬ № 2 Не болтай, скотина! Бомарше не мошенник, а гений!
БОМАРШЕ. Фигаро, судья не должен быть грубым — тогда он палач, а не судья, а за палачество меньше платят и скорее казнят.
ФИГАРО. То не так, это не так... Судите тогда себя сами.
БОМАРШЕ. Фигаро!
ФИГАРО. Что вам предлагал подсудимый Бомарше, гражданин министр де Грав?
МЕНЕСТРЕЛЬ № 2 Он предлагал, гражданин судья Фигаро, достать ружья для Франции.