Вопреки распространенному мнению, Йен считал мантру «жена как собственность» формальностью и по большей части чушью. Его мать была ходячим ангелом, а его сестры - сильными женщинами. Он ненавидел думать о том, что они становятся чьей-то простой собственностью, и надеялся, что они заключат такой же нежный брак, как и их родители. Ларуш не знал значения слова «любовь».
У мисс Кинси, бедной девочки, не было ни единого шанса.
Ян поправил стопку писчей бумаги на столе и выстроил свои чернильные бутылки в ряд. Ему хотелось найти способ защитить невинных девушек от таких мужчин, как Ларуш. Хотя мисс Кинси, возможно, была немного глупой, она не заслуживала полного игнорирования своего жениха. Ни одна женщина этого не сделала.
И теперь он мог признать, что мисс Кинси не была нарциссической охотницей за мужьями, которой он ее считал. Ее случайная глупость и удивительное остроумие были немного милыми, но все же она была слишком темпераментной на его вкус.
Тем не менее, если бы он был в деревне, он мог бы защитить ее перед Ларушем. Каким бы грубым ни было вступление в разговор, в который никто не был приглашен, Йен счел столь же грубым не обращаться с дамой как с леди.
Однако его не было в стране. Он был в Лондоне. И вряд ли он мог больше вмешиваться в дела мисс Кинси. Не только потому, что ему нужно было оставаться в тени, но черт возьми. Он уже обманывал ее, исследуя ее отца, представляя себя распутным денди и наполовину влюбляясь в ее эфирного родственника.
Ян покачал головой. Нет. Нет, не был. Он не должен позволять себе увлекаться. Он просто чувствовал себя немного неловко из-за безусловного успеха медальона, который он ей подарил, и немного смущался из-за того, как он забыл о себе, и был польщен прозрачным восторгом Элизабет.
Роман шел слишком хорошо. Он даже придумывал себе причину. Ему пришлось бы смягчить свои дары и свою реакцию на ее очарование, иначе он начал бы воображать, что влюбляется в нее.
Тогда больше никаких любовных покупок. Кроме того, он не хотел, чтобы Элизабет пострадала, когда он исчезнет обратно в Хизерли. Конечно, она тоже может вернуться туда, откуда пришла, в любое время. Насколько он знал, это была ее первая поездка в Лондон. Не то чтобы она вообще изучала город. Он сомневался, что она отважилась покинуть дом Чедвик.
Если бы у него была такая явно страстная жена, как Элизабет, он бы развлекал ее так, что она никогда не хотела бы выходить из спальни, а тем более из дома. Ян закрыл глаза, и на его лице расплылась медленная улыбка, когда он вспомнил, как ее кожа касалась его рта, его губы касались впадины ее шеи, ее пальцы сжимали перед его рубашки, ласковые прикосновения ее языка к его губам. , и… Зевс. Вопреки здравому смыслу он надеялся увидеть ее сегодня вечером.
Она была красива. Невиновный. Соблазнительный. Если бы он был поэтом, он, без сомнения, написал бы для нее пару строк. Ян открыл глаза, и его письменные принадлежности резко сфокусировались. Во имя любви Господа.
«С таким же успехом можно попробовать», - сказал он вслух, самоуничижительно пожав плечами.
Он разложил чистый лист бумаги на столе, окунул перо в чернила и уставился на чистый лист. Он просидел так долго, что чернила высохли на ручке, и ему пришлось снова освежить кончик.
«Элизабет», - написал он. "Ты как…"
Ян откинулся на спинку кресла и задумался, держа перо на бумаге. Цветок? Нет. Слишком банально. Леди? Конечно, она была леди. Луна? Нет. Что, черт возьми, это вообще значило? Что она белая? Круглый? В небе плывет? Не будь дураком. Может роза? Нет, роза - это цветок. Проклятие.
Теперь в листке было четыре существительных подряд, каждое из которых по очереди вычеркнуто. Вдохновения не последовало. Ян вздохнул и переписал «розу». В любом случае он, вероятно, мог бы рифмовать это гораздо лучше, чем «леди» или «луна».
Он обмакнул перо и постучал краем по краю бутылки, размышляя о рифмах. Не будем врагами? Ты заставляешь меня забыть о моих бедах? У всех нас есть взлеты и падения? Вот только как дела? У тебя красивый нос? Мне нравятся твои голые пальцы ног? На тебе нет шланга? Я не умею писать прозу?
Аргх.
Быть поэтом было намного труднее, чем можно было бы подумать. Как они изобрели рифмы, чтобы выразить такие чистые, простые чувства, как наслаждение женским обществом, очарование ее легкой улыбки, пробуждаемое ее робкой страстью, щекотка ее остроумия?
Ян написал и вычеркнул еще несколько строк, прежде чем взглянуть правде в глаза. Его стихи были ужасны, и он чувствовал себя ослом. Он сжал бумагу в кулаке и швырнул ее в стену. Он пригнулся, когда тот срикошетил и чуть не ударил его по лицу. Зубы Пса, он даже не мог бросить как следует.