Трещина под дверью все еще светилась.
Невероятный. Он пробыл в офисе почти два часа, осматривая все предметы старины и керамические изделия и осматривая каждый ящик. Кто, черт возьми, все еще будет на ногах?
Ян повернулся, чтобы выйти куда-нибудь подальше от библиотеки, когда ему пришла в голову мысль. Короче говоря, осторожными шагами он пробрался к двери и опустился на колени, чтобы заглянуть в замочную скважину.
Элизабет.
Босоногая красавица свернулась в кресле, подперев голову рукой, а на коленях лежала раскрытая книга. Она выглядела симпатичной. Мирный. Потеряна в ее воображении. Ян встал. Он должен уйти. Не было необходимости ее перебивать. Он должен уйти незамеченным.
Каким-то образом, несмотря на его здравый смысл, Ян обнаружил, что его рука крутит ручку, и его предательское тело скользит в библиотеку.
Он закрыл за собой дверь и встал, наблюдая за ней через комнату. Элизабет не поднимала глаз, пока не опустила руки на колени, чтобы перевернуть страницу. Когда она увидела его, на ее лице расплылась медленная улыбка.
«У тебя сегодня жесткая конкуренция, Роуг», - сказала она гортанным шепотом.
Йен моргнул. "Я делаю?"
Она подняла книгу.
Он покачал головой. «Я этого не вижу. Что это?"
«Романтика», - ответила она с дерзкой ухмылкой. «Можете ли вы улучшить романтическую натуру героев, которых я только что прочитал?»
Ну нет, наверное, нет. Йен в конце концов пожалел, что купил ей что-нибудь. Он понятия не имел, что она собирается вот так его поставить. Он открыл рот, чтобы сказать ей, что у него нет ничего для нее и что он не планирует делать какие-либо романтические жесты, когда он заметил ее выжидательное выражение. Он ненавидел разочаровывать ее.
Вместо слов, призванных охладить огонь между ними, то, что исходило из его уст, удивило их обоих.
«Я ... написал тебе стихотворение».
Роман упал с колен Элизабет. "Ты сделал?"
Проклятие. Он вовсе не собирался никому показывать свою печальную попытку поэзии.
Йен почувствовал, как краснеет под маской. Он был рад, что было достаточно темно, чтобы она не могла видеть румянец на его щеках. Он просто оставался там у двери, подальше от единственной свечи.
«Это очень коротко», - пробормотал он, надеясь, что она не попросит его услышать.
Элизабет слегка подпрыгнула на стуле и сцепила руки вместе. «О, не могли бы вы мне это сказать? Это запоминается? »
Смущенный, Ян покачал головой. «Эээ, не совсем так. Это написано."
Она улыбнулась ему. "Тогда не могли бы вы прочитать это мне?"
Ян сглотнул. Он влез в эту неразбериху, открыв свой большой рот. Ему ни в коем случае не следовало заглядывать в замочную скважину, и ему определенно не следовало заходить внутрь и болтать о своей злонамеренной попытке сочинения стихов.
Он полез в карман и вытащил бумагу. Если она была удивлена, увидев, что он носит с собой свернутый в крошечный комок пергамент, она ничего не сказала. Йен откашлялся и почувствовал, как его лицо разгорячилось. Он развернул бумагу и изо всех сил попытался пригладить ее к ноге, затем встряхнул и поднял примерно на фут перед своей грудью.
«Элизабет», - сказал он и тяжело сглотнул. Он закашлялся в руку и попробовал еще раз. "Элизабет. Ты как роза ». Он остановился и взглянул на нее поверх бумаги.
Она подалась вперед на своем стуле и ободряюще кивнула.
«Элизабет», - начал он снова, откашлявшись еще раз. «Ты как роза. Мое уважение к тебе растет и растет ».
Он рискнул еще раз взглянуть поверх смятой бумаги. Она успокаивающе улыбнулась ему.
«Э-э, вот и все», - пробормотал Ян и отвернулся. «Это очень коротко».
Он снова смял бумагу в кулаке и сунул ее обратно в карман. Он никогда в жизни не чувствовал себя более глупым. Он стоял там, борясь с желанием вылететь в окно, подальше от ужасной неуверенности в ожидании, когда она заговорит. Стихотворение было глупым. Он был глуп. Почему она ничего не сказала? Он не осмеливался смотреть на нее. Он должен был сжечь эту чертову штуку, когда у него была возможность.