- То есть как тело? - не понял Олег Федорович: - Труп что ли? Вашего охранника убили?
- Бог с вами, - директор музея осенил себя крестным знамением: - Борис Иванович жив. Он был без сознания. Представляете, сторож и без сознания?
- С трудом, - пробормотал полковник: - А вот, скажите, Филипп Филиппович, Борис Иванович в каких отношениях с алкоголем? Не мог он, например...
- Это исключено, - перебил Скавронского директор музея: - Я, конечно, не скажу, что он абсолютный трезвенник, но к своим обязанностям относится ответственно. Он дорожит местом своей работы. Он бы ни когда себе этого не позволил. Более того, другие улики указывают на то, что Борис Иванович совершенно не причастен к налету на наш музей.
- У вас есть еще и улики? - Олег Федорович был искренне потрясен.
- А как же? - гордо сообщил Ларин: - Целых две.
- Вот как? И я могу их увидеть? - поинтересовался полковник.
- Пока только одну из них. Вторая слишком ценная для того, что бы я мог вот просто так принести ее вам сюда, - несколько растерялся Филипп Филиппович.
- Ну, хорошо, - сдался Скавронский: - Могу я хотя бы взглянуть на ту, что у вас с собой?
- Разумеется, - директор музея приподнял папку, затем опустил ее, и проговорил: - Но с начала, позвольте, небольшую предысторию? Это очень важно.
- Слушаю, - выдохнул Олег Федорович, приготовившись услышать очередную получасовую лекцию.
- Обнаружив бесчувственного Бориса Ивановича, отключенную сигна-лизацию и отсутствие света, я бросился в зал, где расположены наши экспонаты, - как ни странно на этот раз Ларин сразу перешел к сути: - Там практически все было на своих местах. Все. Только одна витрина оказалась вскрыта. Злоумышленники похитили... Вот сейчас, - дрожащими руками Филипп Филиппович расстегнул папку, извлек из нее какой-то документ, и протянул листок полковнику: - Посмотрите. Видите, что они украли? Это катастрофа.
Скавронский взял документ и внимательно пробежался по нему глазами. На листе бумаги была изображена некая старинная монета. Изображение было сильно увеличено но, не смотря на это обстоятельство, Олег Федорович так и не понял какую именно ценность представляет собой это денежное средство.
- Простите, - бросая взгляд то на ксерокопию, то на директора музея, признался полковник: - Я не очень-то хорошо разбираюсь в нумизматике. Я понятия не имею, что это за монета. Вы не могли бы уточнить?
- Ну, конечно же, - Ларин снисходительно улыбнулся: - Мало кто смог бы с одного взгляда определить, что это за монета. Вы не исключение. Позвольте задать вам один вопрос?
Вместо ответа, Скавронский кивнул.
- Скажите, Олег Федорович, вы верующий?
Не понятное любопытство Филиппа Филипповича обескуражило полков-ника: - Я, скорее атеист, - пробормотал он.
- Печальный выбор, - резюмировал директор музея: - Но в любом случае, это не страшно. Вы, несомненно, слышали историю Иисуса Христа?
- В общих чертах, - уклончиво ответил Скавронский.
- Значит сама суть вам, все-таки, известна? - продолжал выпытывать у Олега Федоровича его осведомленность в области религии Ларин.
- Думаю, да.
- Припомните, пожалуйста, благодаря чьим стараниям посланник божий, оказался на Голгофе?
- Ну, был там какой-то апостол, который предал его. Он еще потом повесился на ольхе, - выложил свою версию произошедшего полковник.
- На осине, - поправил Скавронского Филипп Филиппович: - Но в общих чертах верно. Это был Иуда. Он продал своего учителя за тридцать сребреников. Об этом, я надеюсь, вы то же слышали?
- Безусловно, - Олег Федорович, перевел взгляд обратно на бумажный лист, затем вновь посмотрел на директора музея, и сам, удивившись своей догадке, поинтересовался: - Но, не хотите же вы сказать, что это и есть тот самый, как его там, серебряник?
- Сребреник, - уточнил Ларин: - Один из них. Я же говорил вам, в нашем музее собраны уникальные вещи. Говоря на чистоту, эта монета была самой уникальной из них.
- Значит, украли только ее? Больше ни чего не пропало?
- Все, кроме сребреника осталось на своих местах, - констатировал Филипп Филиппович.
- И в чем заключается ценность вот этой улики? - потряс ксерокопией в воздухе полковник.
- Вот еще, - директор музея порылся в своей тонюсенькой папке и положил на стол перед Скавронским еще два аналогичных листа: - Это документы, доказывающие историческую ценность монеты, и подтверждение того, что данный экспонат выставляется именно в нашем музее. Вернее выставлялся.
- Хорошо, - пробежав глазами по листкам, произнес Олег Федорович: - Но вы упоминали еще про какую-то улику, если мне не изменяет память. Что это такое?
- Видеопленка с записью налета, - мгновенно ответил Ларин: - Перепи-сать мы ее еще не успели, так что она находиться в единственном экземпля-ре. Я не рискнул взять подлинник с собой. Я несколько рассеян, мог бы за-быть ее в автобусе, и тогда найти похитителей было бы чрезвычайно трудно. А так, это хоть какая-то помощь в вашем расследовании.
- Филипп Филиппович, минутку, - запутался полковник: - Вы же сами говорили, что музей был обесточен. Откуда взялась кассета с записью налета? Это что, еще один презент от ваших коллег из-за границы? Видеокамера на батарейках?
- Ну, нет же, - принялся растолковывать директор музея: - На пленке засняты несколько последних минут перед тем, как сигнализация была отключена. Там хорошо видно, как злоумышленник проникает в музей, пробирается к рубильнику и системе охраны нашего музея, а затем запись внезапно обрывается.
- Злоумышленник, - задумчиво протянул Скавронский, складывая документы, переданные ему Лариным в стопку: - А раньше вы упоминали, что налетчиков было несколько. Вы просто оговорились, или же, простите, Филипп Филиппович, это свидетельство вашей рассеянности?
- Нет, все верно, - подтвердил свои слова директор музея: - Видеозапись демонстрирует только одного из них, а вот показания Бориса Ивановича, позволяют сделать вывод, что на музей напали сразу несколько человек. Минимум трое.
- Что именно рассказал вам Борис Иванович? - уточнил Олег Федорович.
- Придя в себя, он заявил, что как только в его кабинете погас свет, и отключились мониторы, он поспешил в основное помещение музея. Войдя в зал, он заметил двоих людей, которые что-то делали у той самой витрины, где находился сребреник. Борис Иванович попытался их обезвредить. Он хотел достать пистолет, сделать предупредительный выстрел, как это полагается, но в этот самый момент кто-то перекрыл ему дыхание некой материей, смоченной каким-то веществом, от которого у нашего сторожа закружилась голова, и он потерял сознание.
- Похоже на хлороформ, - констатировал полковник: - Где сейчас находится видеокассета и ваш сторож?
- Они оба в музее. Я поспешил в милицию подать заявление, меня направили к вам, - Ларин почему-то стушевался. Он замолчал, не зная, что еще можно сказать.
- Хорошо, Филипп Филиппович, пожалуй, я возьмусь за ваше дело. Сейчас я согласую этот вопрос с начальством, найду машину, экспертов и мы отправимся в ваш музей, осматривать место преступления. Слава, ты с нами? - громко поинтересовался Скавронский у парня, который за все время беседы директора музея и Олега Федоровича не проронил ни слова. Полковник посмотрел в сторону практиканта.
Услыхав свое имя, Слава буквально подпрыгнул на стуле. Как оказалось, он задремал еще на той стадии разговора, когда Ларин рассказывал о первом несчастном случае, произошедшем в музее.
- Что? - приходя в себя, переспросил парень: - Простите, что вы спросили?
- Ты ведь поедешь осматривать место происшествия? - едва заметно улыбнулся Скавронский.
- Да, конечно, - оживился практикант: - Прямо сейчас? - он поднялся со стула.