— Докладываю тебе, что я изменил о нем мнение, — заключил он. — Валерка казался мне незадачливым и инфантильным, что ли. Ничего подобного. Он на редкость сообразительный и разносторонний мальчишка. И с теплинкой. В общем, нравится он мне. Не по долгу будущего отцовства, поверь.
Остановили такси, сели в машину, жарко расцеловались, как будто только и ждали такой возможности, нисколько не удивив видавшего виды шофера. Удивили другим: сразу заговорили о шинах.
Каких только разговоров не приходилось выслушивать шоферу, но такого он не слышал. Сколько покрышек стер на своем веку, но и десятой доли не знал о них из того, что узнал за сравнительно короткое время. А когда женщина заговорила о радиационной вулканизации шин, даже скорость сбавил, чтобы ничего не упустить. Если бы не профессиональная привычка не вторгаться в разговор пассажиров, расспросил бы об этом поподробнее. Одно удовольствие преподнести сногсшибательную новость товарищам.
Когда миновали перевал и на горизонте показалось море, Леля и Алексей Алексеевич притихли, залюбовавшись открывшейся им панорамой.
Отсюда, с высоты, море казалось неправдоподобно огромным и донельзя синим, а скользившие по нему суда крохотными и затерянными. Захотелось остановить машину и выйти, чтобы запечатлеть в памяти эту красоту, вобрать в себя бодрящее ощущение необъятности простора.
— Обидно как-то. Столько лет прожила, а на море впервые, — полушепотом проговорила Леля.
— Обидно, что столько лет прожили друг без друга… — так же тихо отозвался Алексей Алексеевич. — Но утешимся тем, что хоть остальное будет наше.
Долго, почти до самой Алушты, молчали. Неожиданно Алексей Алексеевич спросил:
— Ленок, а больше пятисот километров в день нельзя гонять? Надо торопиться, роднуля. У меня уже появился суеверный страх. Боюсь, что на наши головы до конца испытаний обрушится еще какое-нибудь испытание…
Леля повернулась к Алексею Алексеевичу, ласково потерлась щекой о его щеку.
— Лично я, Леша, больше никаких испытаний не боюсь. У меня уже появилась закалка.
— Закалка, детка, увеличивает твердость, но с нею появляется хрупкость, — с грустью в голосе отозвался Алексей Алексеевич.
— У меня не появится, можешь быть спокоен. — Леля проследила глазами за машиной, которая, сделав опасный вираж, обогнала их, и вдруг переключилась: — А знаешь, я бесконечно благодарна Дубровину. Не за то, что принял меня на работу, — это, по существу, ничего ему не стоило. А вот отдать машины, столь необходимые самому, тратить средства, отпущенные на его работы, — на такое способен только человек фантастически щедрого сердца и, я бы сказала, государственного ума.
— Да-а, интересно устроены люди, — раздумчиво произнес Алексей Алексеевич. — Одни не делают того, что обязаны делать по долгу службы, — и ничего, беззастенчиво смотрят всем в глаза, другие делают сверх своих возможностей и не требуют благодарности; одни заблуждаются и, даже прозрев, упорствуют в своих заблуждениях, а другие платят за заблуждения жизнью.
Леля вспомнила Чалышеву и, таясь от Алексея Алексеевича, украдкой потерла увлажнившиеся глаза.
— Я ведь заходила к Ксении Федотовне. Дважды. Она держалась, как мне показалось, весьма оптимистически. Запомнились ее слова, сказанные, как заклинание: «А вы знаете, я чувствую себя способной на действие, на отдачу. Я найду в себе силы все начать заново. Как это ни стыдно, как это ни трудно… Столько лет бродить в потемках…» И вот такой трагический финал… Порыв был тщетным, и она поняла это. К тому же еще одиночество. Неразделенное горе — горе вдвойне. А вокруг все… Не умеем мы сострадать. Мы слишком заняты собой, слишком поглощены собственными невзгодами, которые подчас, если приглядеться попристальнее, вовсе и не невзгоды.
— Не бичуй себя, — вкрадчиво проговорил Алексей Алексеевич. Чтобы отвлечь Лелю от грустных воспоминаний, обратился к шоферу:
— Товарищ водитель, что дороже обходится хозяйству: автомашина или покрышки?
— Вы меня за кого считаете? — вопросом на вопрос ответил шофер. — За дурака или за дефективного?
Алексей Алексеевич рассмеялся.
— Это будет видно по ответу.
Шофер взглянул в зеркальце перед собой, решив по выражению лица пассажира установить, какую ловушку тот расставил, но, кроме добродушной ухмылки, ничего не увидел. Улыбалась и женщина, уютно примостив голову на плече спутника.
— Ну так как? — поторопил с ответом пассажир.
Только теперь шофер сообразил, как нелепо мог попасться. Конечно же, шины обходятся дороже, чем автомашина, особенно на грузовых. Сколько комплектов шин перемелет за свою жизнь машина? Кичась своей догадливостью, небрежно бросил: