Илье Михайловичу не оставалось ничего другого, как подать заявку в бюро изобретательства. И опять тщетно. Ее рассмотрели и вернули, мотивировав отказ абсурдностью замысла.
Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы мнение сведущих людей, да еще выраженное в категорической форме, не сбило тебя с толку. Заколебался и Целин. Но прошло время и, снова скрупулезно проанализировав предлагаемый метод, он утвердился во мнении, что осуществить его труда не составит, и взбунтовался, написал резкое письмо в Резинообъединение. Не дождавшись ответа, попросил отпуск и укатил в Москву.
Его предложение разбиралось в кабинете начальника Резинообъединения в присутствии трех десятков специалистов, и все они обрушились на изобретателя, утверждая, что замысел его несостоятелен, и негодуя на то, что зеленый, еще не оперившийся инженер потревожил бывалых и весьма авторитетных людей, заставив зря тратить драгоценное время. На всю жизнь запомнилось Илье Михайловичу выступление красивого импозантного человека, говорившего с великолепным пренебрежением:
— Во время мировой войны четырнадцатого года один англичанин посоветовал повесить над Лондоном сетку, дабы защитить его от неприятельских бомб. Предложение, патриотичное по своей сути, было фактически идиотичным. Такой пример патриотического идиотизма рассматриваем мы с вами сегодня. Мы не сомневаемся в добрых порывах новоиспеченного Эдисона, но нелепость его утверждений для всех очевидна.
Целин ушел с совещания уничтоженный и опустошенный. Он утратил способность мыслить и чувствовать, потерял веру… Нет, не в себя. В человечество.
В таком состоянии вернулся он в Ленинград под тяжеловесное крыло своего начальства.
Но молодость на то и молодость, чтоб дерзать, упорствовать, идти в наступление, преодолевать преграды. Отряхнулся Целин от пережитого, отдышался и решил снова ударить в набат.
И вот беспартийный инженер появился у секретаря партийного комитета завода. Старый рабочий долго слушал, еще дольше прикидывал, что да как. Слесарь по специальности, он слабо разбирался в шинном производстве, но обладал неоценимым качеством: никогда не делал вид, что понимает, если не понимал. И он признался честно:
— Я тебе верю. Но пойми меня: я всего-навсего слесарь. Касалось бы предложение механики — тут я бы не спасовал. А в этом деле… И вдруг его осенило: — Слушай, Илья, обратись-ка ты к Серго Орджоникидзе. Хочешь — препроводиловку напишу. Человек он доступный, примет — чего доброго, окажешься на коне.
Илья Михайлович заготовил письмо, дал машинистке перепечатать. Получилось без малого тридцать шесть страниц.
Взвесив в руке толстую стопку, секретарь парткома не сдержал кривой ухмылки.
— Да ты, Илья, что дитё малое. Нарком-то у нас на всю тяжелую промышленность один, а таких, как ты, писучих пруд пруди. Разве у него достанет времени каждое письмо прочитать и что к чему сообразить? Нет, милок, ты напиши на одной страничке, но так, чтоб легко суть схватить можно было. А все остальное — в приложение. Серго прочитает письмо, распорядится действовать, и тогда другие, у кого времени поболе, займутся приложением.
Впервые познал Илья Михайлович сложность краткого изложения мыслей. Тридцать шесть страниц текста заняли у него четыре дня, а злополучная страница далась только через неделю.
Прочитав ее, секретарь парткома одобрительно кивнул и взялся за перо.
Плохо слушались пальцы, привыкшие к тискам и молотку, и буквы ложились на бумагу такие, что машинистка через два слова на третье приходила спрашивать, что написано, но получилось письмо прямое и честное, как сам секретарь.
«Дорогой товарищ нарком Серго Орджоникидзе! Так собирать покрышки, как это мы сейчас делаем, нельзя. Товарищ И. М. Целин предложил способ мотать покрышки на барабане. Человек он хороший, и партком на него рассчитывает. Хотя спецы говорят, что из этого ничего не выйдет, попробовать надо. Американцы нам станков не продают, одна надежда на свои мозги.
Секретарь парткома Лобода».
Письмо отправили в Москву, и, понимая, какая громадная почта у наркома, Целин рассчитывал получить ответ не раньше, чем через месяц-полтора. Но пришел он намного скорее.
В субботний день, когда Целин, по своему обыкновению, торчал на сборке покрышек, в цех прибежала запыхавшаяся курьерша.
— Илья Михайлович, главный инженер вас вызывает!
Целин похолодел. Доселе он главного инженера в глаза не видел. Слышал только, что человек он крутонравый, не в меру строгий. Решил: наверно, начальнику чем-то не угодил, надо обмозговать, как вести себя.