— Дедовский метод, — съехидничал Хлебников.
— Зато надежный. — Кристич сильно оттянул резиновую полоску на раме и как только отпустил, она сразу приняла исходное положение. — Этой резине год. В покрышке резина испытывает переменное напряжение, но, к сожалению, сделать стенд с переменной нагрузкой мы не сумели, наша резина работает только на растяжение.
— Кто этот товарищ? — ни к кому не обращаясь, спросил Хлебников.
— Александр Нестерович Кристич, рабочий-резиносмесильщик, — не без гордости ответил Брянцев.
— То есть трудится на рабочем месте, — внес поправку Хлебников. — По образованию он… инженер?
— Десятилетка, — ответил Кристич и по выражению лица Хлебникова понял, что тот не поверил ему. — Теперь посмотрите образцы первого ряда. Это незащищенная резина, она почти разрушена. Образцы второго ряда, с «Суперлюксом», дали трещины. Все остальные с разным количеством нашего антистарителя ИРИС-1 в превосходном состоянии.
— Ого, даже фирменный знак обозначен! — поддел Хлебников, подняв восклицательным знаком указательный палец.
Кристич сделал вид, что не услышал едкой реплики.
— Резина с содержанием одного процента ИРИСа лучше, чем незащищенная, но все же стареет, — продолжал он. — Два процента дают бо́льшую стойкость, три — великолепную, гораздо лучшую, чем суперлюкс, четыре — еще лучшую, но механические качества этой резины снижаются. Оптимальное содержание мы установили в размере три и одна десятая процента.
— Какой техникум кончили? — заинтересовался Хлебников, уверенный, что ему под видом рабочего подсунули квалифицированного специалиста.
— Три года ИРИ в качестве исследователя.
— ИРИ? Что это такое?
— Институт рабочих-исследователей.
У внимательно следившего за Кристичем Апушкина потеплели глаза. Ему решительно приглянулся этот рабочий парень, с виду лет двадцати трех — двадцати пяти, но, судя по ухватке, старше, с болезненно бледным, нервным лицом. «Зубастый. Такому палец в рот не клади».
— Если нужны более точные сведения, — уверенно продолжал Кристич, — пожалуйста, все при нас.
Он извлек из своего портфеля, который не отдал Целину, зная его способность терять все, два тома в коленкоровых переплетах, положил на стол.
— «Общественный институт рабочих-исследователей», — не сдержав язвительной ухмылки, прочитал Хлебников тисненную золотом надпись. Картинно всплеснул ладонями. — Браво! Все всерьез, как у взрослых. Только почему институт? Написали бы «Академия». «Академия рабочих-исследователей». Звучит!
И тут у Целина прорвалось раздражение, которое до сих пор с трудом сдерживал:
— Гораздо серьезнее, чем у взрослых! — загремел он. — Гораздо! Неизмеримо! Во сто крат!
Брянцев остановил его, бесцеремонно толкнув в бок.
— Мы эту дискуссию перенесем на другое время, когда вернется из поездки товарищ…
— Апушкин, — подсказал вовремя подошедший Апушкин. — Ударение на «А».
— Ладно, перейдем к существу вопроса, — сбавив тон, проговорил Хлебников. Повернулся к шоферу. — Теперь, Иван Миронович, вы в курсе дела. Наши результаты испытаний этой резины совершенно противоположные. Ксения Федотовна, покажите… Нет, нет, не фотоснимки. Образцы.
Целин, Кристич и Апушкин склонились над наклеенными на картон образцами, остальные исподволь наблюдали за ними.
Рассмотрев образцы, Апушкин многозначительно поскреб затылок.
— Вас что-то смущает? — обратился к нему Хлебников. Не получив ответа, принялся вразумлять: — Три процента снадобья, которые они туда насовали, могут вызвать расслоение каркаса и отслоение протектора. Так что смотрите, не допускайте лихачеств. И нормы строго придерживайтесь. А то все вы домой торопитесь.
— Как же не торопиться, — смущенно ответил Апушкин. — Жена, детишки. Соскучишься — ну и жмешь на всю железку. Особенно последние дни, когда душа изболится. — Перемолчав, не удержался от просьбы, на удовлетворение которой почти не рассчитывал: — Может, холостяка пошлете.
Апушкину явно не хотелось испытывать эти шины. Было только неясно, что отпугивало — неуверенность в качестве резины или длительность поездки.
— Командировка будет недолгой, — предупредил Хлебников. — Эти шины много не пройдут. А вот насчет опасности… Четыреста километров в сутки — не больше, хотя дорог каждый день, поелику товарищи шинники отстояли право выпускать свою, с позволения сказать, продукцию до вашего возвращения.
— А если эта дрянь на полном ходу разлетится на куски, да еще на передке? Играть в кювет?