Выбрать главу

Поднималось тихое, прозрачное утро. За окном на безоблачном небе бушевало солнце, заливая город беспощадным светом. День обещал быть знойным.

Тщательно побрившись, Алексей Алексеевич открыл чемодан, извлек из него спортивную клетчатую рубашку, прихваченную для охоты, с удовольствием надел ее. Кто знает, где они будут бродить, лучше чувствовать себя свободно. Повертев в руках кепку, в которой ходил на завод, — стоит или не стоит прихватить с собой? — все же бросил на голову. «Вот бы Полине Викентьевне показаться в этом затрапезном виде», — подумал озорно, разглядывая себя в зеркале. Рубашка ладно сидела на литых плечах, и даже простые брюки не выглядели безобразно. «Для загородной прогулки сойдет», — махнул он рукой, почему-то решив, что Леля потащит его за город.

Но она разработала другую программу дня.

— Прежде всего — в школу, — произнесла повелительно, появившись на «Углу встреч». — А рубашка идет тебе, хотя и простит. В костюме, к тому же таком великолепном, у тебя был неотразимо торжественный вид.

Утро подействовало отрезвляюще и на Лелю. Она избегала прямого взгляда и даже под руку спутника не взяла. Деловито шагала рядом в простеньком ситцевом платье с кокетливым воротничком, в туфлях без каблуков, какие надевала в тех случаях, когда предстояло много ходить.

— Проглотил что-нибудь?

— Ага, — неубедительно соврал Алексей Алексеевич.

— Не обманывай. Ну, не беда, перехватим на ходу.

Внешний вид здания школы никаких эмоций у Алексея Алексеевича не вызвал, может, потому, что фасад его скрывали разросшиеся деревья.

— Мне очень хотелось побродить по школе, но одной… Смелости не хватило… — призналась Леля. — Почему-то решила — не выдержу, разревусь. Это очень тяжело — возвращаться в юность, в невозвратное… Тем более, когда жизнь пошла под уклон…

Вошли в подъезд. Леля объяснила сторожихе, что когда-то они учились в этой школе и хотят побывать в своем классе. Сторожиха милостиво разрешила пройти.

Поднялись на второй этаж, перед актовым залом свернули в коридор направо. На первой же двери по-прежнему висела табличка «10 „А“», только не картонная, а металлическая.

Как бы подчеркивая торжественность момента, Леля посмотрела на Алексея Алексеевича долгим взглядом и рывком открыла дверь. Их класс. Такой знакомый, такой бесконечно родной. Пройдя мимо стола, села за парту у окна, положила подбородок на сплетенные пальцы. Это была обычная ее поза на уроках.

Алексей Алексеевич не без труда втиснулся за крайнюю парту, раскинул на ней руки (сосед его всегда жаловался, что залазит на чужую территорию), и уставился на доску с нестертым, алгебраическим уравнением.

Потом в одно мгновенье, словно по команде, они взглянули друг на друга уголками глаз. Так переглядывались они тогда, с этого все началось… Впрочем, не совсем с этого, скорее, со случая в физическом кабинете.

В памяти Алексея Алексеевича со стереоскопической выпуклостью всплыл эпизод, с которого завязалась лирическая дружба с Лелей, и тяжелое, мучительное чувство, близкое к страданию, охватило его.

Когда ребята сгрудились у стола, наблюдая за приготовлениями к интересному опыту, они с Лелей оказались рядом. Собственно, сначала он не знал, кто находится по соседству, и спокойно стоял, привалившись к чьему-то боку с одной стороны и упираясь в чужое плечо с другой. В какое-то мгновение ощутив едва уловимый аромат, с любопытством повернул голову, чтобы установить, от кого так приятно пахнет. К его удивлению, рядом стояла Леля. На фоне окна, подожженного скупым предзимним солнцем, золотились разметавшиеся завитки волос и прозрачно светился краешек розового уха. Спокойствие его мигом испарилось. Он то и дело стал косить глазами в ее сторону, чтобы еще и еще увидеть маленькую раковину уха, и ему чудилось, что от Лелиных волос пахнет подснежниками. Но вдруг… Вдруг Лелино лицо оказалось так близко, что он не смог воспротивиться желанию прикоснуться губами к щеке. Кровь мигом ударила ему в голову от ужаса за свершенное, от боязни, что кто-либо мог это заметить и потом досаждать Леле. Да и сама Леля… Как она восприняла его поступок? В ожидании чего-то непредвиденного сжался, затаил дыхание. Леля не изменила позы, только лицо ее — а может быть, это только почудилось ему, — стало пунцовым. Он перешел на другое место и исподволь стал наблюдать за ней. Девочка явно нервничала, и, чтобы не смущать ее, он ушел. Ушел с мыслью, что их соединила некая тайна. С этих пор он стал изучать ее и что ни день делал новые открытия. Начитанная, музыкальная, умная, в общем, не чета ему, заурядному парню. А чувство к ней крепчало. И как ликовал он, когда понял, что и Леля неравнодушна к нему.