Начать разговор Самойлов не торопился — то ли давал возможность Брянцеву освоиться с обстановкой, то ли исподволь изучал его.
— Разрешите? — проявил нетерпение Хлебников — он рвался в бой.
— Нет, зачем же, — деликатно возразил Самойлов и обратился к Чалышевой: — Ксения Федотовна, покажите, будьте добры, товарищу Брянцеву результаты испытания образцов резины его завода.
Достав из папки кипу фотографий, Чалышева с явным расчетом на эффект протянула их Брянцеву.
Тот взглянул на первую фотографию, на вторую, третью, перекинул их снова и снова, как игрок, тщетно ищущий в своих картах хоть один козырь, и пальцы у него задрожали. Жесткая бумага фотографий предательски завибрировала, словно стрелка чувствительного прибора.
Картина была страшная, куда страшнее той, что нарисовала ему Леля. Трещина на трещине, изъедина на изъедине. Некоторые образцы распались на две, на три части. Еще раз просмотрел фотографии одну за другой, теперь уже нарочито медленно, чтобы немного собраться с мыслями.
— Позвольте? — снова попытался захватить инициативу Хлебников, но Самойлов остановил его жестом, нет, не резким, не категоричным, просто оторвал от стола и поднял ладонь.
Как ни был обескуражен Брянцев, он обратил внимание на этот жест и оценил его. Уравновешенный, без пережимов человек. И в телеграмме фактически не было ничего резкого, только подразумевалось неукоснительное выполнение — «Вылетайте первым самолетом». Так поступают люди, уверенные в действенности своих распоряжений.
— Я немного не понимаю вот чего, — овладев собой, спокойно заговорил Брянцев. — Данные исследований нашего института совершенно противоречат…
— Какого института?! — не дал договорить ему Хлебников. — Собрали рабочих, нарекли исследователями, наименовали институтом. Спекулируете высокими понятиями! Это же профанация науки!..
Он замолк, натолкнувшись на взгляд Самойлова, светлые глаза которого вдруг посерели от сдерживаемого гнева.
— Кроме того, наши опытные шины показали хорошую ходимость в условиях дорог не только класса «А», но и класса «Б», — невозмутимо продолжал Брянцев, когда Самойлов повернулся к нему, дав понять, что ждет дальнейших объяснений.
— Знаем мы эти испытания! — уже сдержаннее протянул Хлебников. — Надоест шоферу гонять по пятьсот километров в день, он сделает двести, счетчик подкрутит — и вот вам показатель.
— Это что, метод шоферов вашего института? — поддел его все тем же миролюбивым тоном Самойлов.
— Да нет, еще по заводу помню, — не споткнувшись о подножку, ответил Хлебников.
— Вашего завода? — ухватился за промашку Самойлов.
— Было такое, что греха таить…
— Так почему вы полагаете, что ваш опыт позаимствован на заводе у Брянцева?
Припертый к стене, Хлебников промолчал. Достойного ответа он не нашел, а буркнуть что-либо невнятное постеснялся.
Брянцеву стало легче на душе. Нет, заклевать его тут не дадут. Самойлов, это было ясно, не торопился стать на сторону Хлебникова, несмотря на ужасающий результат испытаний.
— Вы долго вели исследования, Алексей Алексеевич? — поинтересовался Самойлов после паузы раздумья.
— Три года. Пока не убедились окончательно и бесповоротно в том, что резина, сдобренная нашим антистарителем, гораздо надежнее, чем любая другая.
— Вы печатали где-нибудь сообщения об этих работах?
— Нет, мы охраняли тайну изобретения…
— Тоже мне изобретение — ускоренно разрушать резину, — не преминул лягнуть Хлебников.
— …к тому же давать статью в журнал, контролируемый Олегом Фабиановичем Хлебниковым, было бесполезно, поскольку наши изыскания почему-то его не устраивают.
Самойлов в упор посмотрел на Брянцева.
— Стало быть, вы убеждены в своей правоте?
— Убежден, — с некоторой заминкой подтвердил Брянцев.
— Металла в голосе не чувствуется, — поддел Хлебников.
— По-честному говоря, эти результаты меня озадачили. — Брянцев кивнул на кипу фотографий. — Но наши выводы…
— Вы явно не в ладах с наукой, — бесстрастно, жестяным голосом проронила молчавшая до сих пор Чалышева.