— Наука давно перестала быть монополией институтов, — парировал Брянцев тоном человека, которому открыты неизвестные собеседникам истины. — Она прочно обосновалась на заводах, а в последнее время и в общественных институтах. Вот как наш. Кстати, их уже немало в стране. С каким интересом рабочие тянутся к новому, к творчеству вообще. Если хотите — в этом их нравственное здоровье. Не будь его, то бишь творчества, что остается? В лучшем случае телевизор по пять часов кряду, а в худшем…
— Разрешите же наконец мне, — поднял руку Хлебников. По тому, как напряженно сжались его скулы, чувствовалось, что методика расспросов Самойлова не пришлась ему по душе.
Самойлов кивнул.
— Сколько шин, товарищ Брянцев, выпустили вы с вашим снадобьем?
— Шин? Вы хотите спросить, сколько тысяч шин? Более двадцати тысяч, — ответил Брянцев.
— Хо-роший подарочек! И сейчас выпускаете?
— Да, выпускаем.
— В нарушение ГОСТа?
— А почему бы и нет? Нарушать ГОСТ нельзя, ухудшая качество продукции. Но кто будет возражать против улучшения?
Схватив лежащие на столе фотографии, Хлебников яростно потряс ими перед лицом Брянцева, как бы говоря: «Вот ваши улучшения!»
Брянцев посмотрел на него с затаенной иронией.
— В противовес вашим бумажкам я мог бы предъявить несколько томов наших исследований, — проговорил он, взвешивая, как на весах, каждое слово по отдельности. — Жаль, не захватил. Не знал причин вызова.
На эти слова Чалышева соизволила улыбнуться, но улыбка не сделала ее ни привлекательнее, ни мягче.
— Исследованиям можно верить, — ядовито-менторским тоном заскрипела она, — если люди овладели методикой, современной, совершенной, строго научной. Иначе они могут завести в такие дебри… в какие как раз попали вы. Это особенно касается тонкой химической технологии, к которой принадлежит и шинное производство. Мыслимое ли дело совать в такое сложное физико-химическое соединение, как резина, качество которой иной раз зависит от ничтожной доли того или иного ингредиента, вещества, мало исследованные официальной наукой. Вот почему о ценности ваших исследований, я полагаю, не стоит особенно распространяться.
На сей раз Брянцев промолчал. В доводах Чалышевой были крупицы здравого смысла, кроме того, она все же кандидат технических наук, зубы, как говорится, проела на этом деле.
Самойлов задумался. Столкнулись мнения двух организаций — завода и солидного института. Картина, которую развернули перед ним сотрудники института, была ошеломляющей. Если институт прав, то двадцать тысяч шин пошло в брак и брак этот продолжают выпускать. Сидят вот они здесь, дискутируют, а в это время с заводского конвейера сходят бракованные шины и отгружаются потребителям. Можно ли не верить институту, государственной организации, в которой занято более тысячи специалистов?
— Несомненно надо со всей серьезностью отнестись к тому немаловажному факту, что за последнее время творческая деятельность людей на заводах активизировалась, — вдруг патетически заговорил Хлебников, и Брянцеву даже показалось, что тот меняет свою позицию. Но только показалось. Закончил Хлебников ударом наотмашь: — Но использовать эту волну для авантюрных целей безнравственно…
— Вот мы сидим, дискутируем, — воспользовалась паузой Чалышева, — теряем время, а там, на заводе, каждые десять секунд с конвейера сходит шина. И все это брак, брак, брак!
Самойлов остановил ее, сказав решительно:
— Сделаем вот что. Вы, Алексей Алексеевич, сейчас же, из моей приемной, позвоните на завод и дадите команду вернуться к старой гостовской технологии…
— Правильное решение! — просиял Хлебников.
— …вы, Олег Фабианович, получите шины с завода и проверите их на ускоренных дорожных испытаниях. «Обуйте» машины и пошлите по разным дорогам. Закончите испытания, — Самойлов переложил материалы в ящик стола, — встретимся. — Вызвал секретаря: — Закажите товарищу Брянцеву разговор с заводом.
— Я считаю дорожные испытания совершенно излишней тратой государственных средств, — озаботив свои лик, амбициозно возразил Хлебников. — Лабораторные испытания дали нам полную ясность.
— И все же вы испытаете шины на дорогах, — поставил точку над «i» Самойлов.
ГЛАВА 4
Давно не ходил Брянцев по ночной Москве один. Каждую свободную минуту он старался быть рядом с Лелей. Это стало для него не только привычкой, но и необходимостью.
Но сейчас ему хотелось побыть одному. Шел медленно, наслаждаясь тишиной засыпающего города. Улицы были почти пустынны, нечасто проносились мимо машины, шурша шинами по асфальту, унося с собой красный огонек. Только возле гостиницы «Москва» в тишину ночи врывался дробный стук молотков и скрежет железа: строили подземный переход. Брянцев попытался найти щель, дабы установить, что делается за забором, но доски были хорошо пригнаны и достаточно высоки, чтобы заглянуть через них. Пересек улицу Горького у ее слияния с Манежной площадью, прошел мимо университета и зашагал по улице Герцена, в который раз перебирая в сознании перипетии разговора «на высшем уровне».