– Там был конкурс статей, и я просто прошла его.
– О чем писала?
– Об экологии.
После четвертой пары я отправляюсь в продуктовый магазин, чтобы купить маме апельсины и тирамису. Уже на кассе меня застает звонок от нее. Я быстро беру трубку, сообщая веселым тоном:
– Мам, я уже почти еду к тебе... – но на том конце провода слышится мужской голос. Владимир Яковлевич. Лечащий врач мамы. – Да, здравствуйте, это Нина, – я так и чувствую, как слабеют ноги. – О боже, что случилось? Что с моей мамой?
12 глава. Больница и второй желтый фант
Я с трудом понимаю, что говорит врач, потому что голова идет кругом. Осложение, воспаление, нагноение, защемление, нарушение двигательных функций... Слова влетают в одно ухо и вылетают из другого. Пулями – насквозь через ватный мозг.
– Можно к ней сейчас? – спрашиваю я у доктора.
– Лучше не стоит. Ни к чему волновать ее и самой волноваться, – Владимир Яковлевич качает головой. – Ее готовят к операции. А вам стоит озаботиться покупкой лекарств. Я дам рецепт. Только учтите: они весьма дорогостоящие. Убедитесь, что вам хватит денег, прежде чем идти в аптеку.
– Разве лекарства не выдают в больнице? – удивляюсь я.
– Не все. Кое-что мы просто не закупаем. Денег нет, – он разводит руками. – Кроме того, вам понадобятся медицинская кровать, матрас с компрессором и множество других важных мелочей... Я не тороплю вас. Но и не затягивайте, пожалуйста, ладно?
– Кровать? Матрас? – я хмурюсь. – Она что, парализована?
– К сожалению, такой вариант тоже возможен... Но пока нет. И мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло. Но ей все равно будет необходим длительный постельный режим... Нельзя, чтобы появились пролежни.
– Ясно, спасибо, – я по привычке растираю пальцами виски.
– Хотите кофе, пока будете ждать завершения операции?
– Нет, спасибо, – я мотаю головой.
– Операция через час. Все будет хорошо, Нина Альбертовна, – Владимир Яковлевич ласково улыбается сквозь седую бороду и, погладив меня по плечу, оставляет одну.
Я со вздохом опускаюсь на деревянную скамью в коридоре и утыкаюсь лицом в ладони.
Как же так? Говорили, она идет на поправку, и что теперь? Осложнения, операция, особый уход... Может, стоит уйти из университета? Или нанимать сиделку? Хватит ли у меня денег? Я успокаиваю себя: хватит, если я продолжу писать статьи. Но чтобы продолжить – придется вернуться в клуб. Обязательно ли проходить через этот треш с фантами, или я могу найти другие темы? Определенно стоит поискать. А пока – у меня есть еще четыре желтых карточки с заданиями. Карточки, в которых не может быть непосредственного сексуального контакта. Так, всякая ерунда. Что, разве я не смогу снова раздеться перед ним? Или принять с ним ванну? Не так уж это сложно. Зато я смогу писать что-то горячее и провокационное. Этого же хочет Егор Тимурович?
Операция длится почти три часа, и все это время я сижу в коридоре больницы. В какой-то момент не выдерживаю и отправляюсь за кофе. Но кофе в автомате такой отвратительный, что я едва выпиваю половину стаканчика, а остальное выливаю в больничный унитаз. Время тянется бесконечно долго. Приходит сообщение от Вероники, и я перезваниваю ей, чтобы хоть с кем-то поговорить.
– Все еще на операции?
– Ага.
– Сочувствую, Нинель. Но я уверена, что она поправится. Она у тебя сильная: тебя на ноги подняла, и себя поднимет. А ты поможешь ей.
– Конечно, – я улыбаюсь. – Спасибо.
– Если хочешь, я могу приехать...
– Не стоит... Ох, мамин врач идет, все, я перезвоню, пока, – я быстро отключаю телефон и почти бегу навстречу Владимиру Яковлевичу.
– Мы закончили, – сообщает он усталым голосом.
– Все прошло нормально? – с надеждой спрашиваю я.
– Пока рано судить, – он мягко улыбается. – Но будем надеяться, что да. Она еще под наркозом. Приходите завтра. А пока отправляйтесь домой и хорошенько отдохните. Вам нужно выспаться.
На следующее утро я отправляюсь в аптеку, а потом сажусь писать статью про эротический массаж и фанты, но мысль стопорится, потому что я не знаю: что будет дальше? Чем закончится эта опасная игра? Какой финал я должна выдумать, если сама не собираюсь идти до конца? Статья необходима просто чертовски. Она – мои первые двадцать пять тысяч.