Населению нового для Бэя мира пластиковые пакеты были не знакомы.
Значит — назад в прошлое с наверняка жестким укладом и резким разделением на классы.
Размышления отвлекали от приступов отчаяния и голода. Свалка подарила две рассохшиеся подошвы от сандалий на левую ногу и обрывок веревки, чтобы привязать те к ступням.
А также сухую рогожку, чтобы прикрыть голову.
Не зря говорят, что любую безвыходную ситуацию спасает чувство юмора. В модных трусах из одного мира и в трех кусках отбросов другого, Кобейн шагал вдоль оврага, напоминавшего разрушенный эрозией вади. Он искал любую тень — колючего дерева, высокого склона оврага, чтобы немного прийти в себя, и шел дальше по следам колес, копыт и подошв. Но деревьев было мало, а под теми, что попадались, задерживаться или, тем более, присаживаться он боялся.
Память подсовывала красочные рассказы гидов Калахари, куда Ван Дорны возили детей на сафари. О мягкотелых тампанах, поджидавших людей и животных, зарывшись в песок в тени деревьев. МучачоМало казались слабой защитой от иномирных клещей.
Вопрос одежды решился самым неожиданным образом.
Овраг сравнялся с землей, открывая вид на желто-зеленую равнину, которая переваливалась высокими и низкими холмами. Бэй увидел маленькое поселение из темно-коричневых домов в окружении полей, засеянных какими-то зерновыми. Вдалеке темнели точки пасущихся животных. На невысоком холме за деревней торчали развалины некогда большого дома и куски от развалившегося каменного забора, а между оврагом и деревней, в том месте, откуда появился Бэй, зеленела роща.
Скопление деревьев означало воду, Кобейн уже различил ее драгоценный шепот, а потом увидел на земле аккуратно разложенный плащ — темно-коричневый, с тремя ярко-желтыми пятнами впереди и капюшоном.
Как бы ни противилась вся сущность детектива воровству, других вариантов не было — у Бэя горело все тело, обещая жар и зуд солнечного ожога. Но пока он замышлял криминальное знакомство с чужим миром, раздался приглушенный возглас. Со стороны воды к дереву, под которым была разложена одежда, метнулся наполовину одетый мужчина. Хозяин плаща что-то торопливо забормотал извиняющимся тоном, отвесил почтительный поклон и, прежде чем Кобейн успел что-либо сделать, подхватил с земли холщевый мешок и исчез в колючих кустах.
Растерянный Бэй попытался представить себя со стороны — бородатый, раскрасневшийся от солнца, в привязанных к стопам подошвах (веревки растерли кожу почти до крови), с куском рогожки на голове и в боксерах, с которых смотрели головы Нефертити и египетского фараона…
— Поклоны он отдавал МучачоМало, — озадаченно проговорил вслух Кобейн.
Посмеиваясь над собой и чудовищной ситуацией, в которой оказался, он надел хорошо прожарившийся на солнце плащ, вернее, мешок с капюшоном и, скрыв голову, пошел в сторону деревни.
Мужчины были в полях, убегавших за гребни высоких холмов, значит, в селении остались дети и женщины. Бэй хотел пройти по пустынным улицам, приглядываясь к домам и животным в скотных дворах, посмотреть на одежды крестьян и услышать их речь.
Но новый мир снова подбросил неприятный и малопонятный сюрприз. Камуфляжный халат вызвал странную реакцию, противоположную головам фараона и Нефертити. Когда Бэй подходил к окраине, из-за угла пыльной улицы появилась стайка мальчишек. Увидев его, они что-то закричали, тут же из нескольких домов появились женщины — заголосили, размахивая руками. В сторону Бэя полетели палки и камни, а из глубины деревни уже спешили двое мужчин, так что Кобейн развернулся и побежал прочь, теряя на ходу подошвы и разбивая ноги об острые камни, попадавшиеся среди подсохшей глинистой почвы.
Далеко убегать не понадобилось, потому что преследователи остановились, как только непрошеный гость покинул оазис. Но уходить от деревни было нельзя. Бэй решил вернуться к ней, оставаясь вдалеке, чтобы осмотреться и понять, что делать дальше. Первым делом он замазал глиной желтые пятна на одежде. Что-то подсказывало ему, что ярость людей вызвало не появление чужака, а его одежда. Может, яркие пятна были местной разновидностью Звезды Давида?