-- Ну, что ты такое болтаешь? – возмутилась я, но тут же прикусила язык. Действительно, возникали у меня в связи с появлением дочуры такие мыслишки. Ими я поделилась тогда с Ольгой, которая, несмотря на трагичность ситуации, довольно язвительно рассмеялась, чувствительно постучала своим твердым пальцем по моему лбу, а другим покрутила у своего виска. Но время тогда было совсем не подходящим для проведения ассоциативных параллелей. Ну, я и забыла об этом. Это сейчас я могу вполне адекватно воспринять ту ситуацию. А тогда? Не до того мне было.
Довольно долго нас никто не беспокоил. Первое время нам было не до анализа происходящего. Ольга критиковала мою писанину, требовала использовать специальные термины, обязательно ввести их в уста героини, изображавшей ее саму. Я как могла, отбивалась. Объясняла, что повествование веду от первого лица. И как дилетант просто не могу запутывать читателя всей этой научной галиматьей. Тем более, напомнила приятельнице, что сами мы разговариваем без всех этих выкрутасов…
-- Ага, тогда уж и нецензурную лексику введи. Что стесняться?
Тут уж я примолкла. Потому что Ольга отличалась крайней невоздержанностью на язык. И если цитировать ее реальную речь, пришлось бы через слово ставить многоточия…
Словом, по некоторым вопросам у нас с Ольгой назревали довольно серьезные разногласия, которые способны были, при благоприятных условиях, перерасти в ссору.
Но в какой-то момент я заметила, что Ольга стала меньше внимания уделять написанному. Чаще подходила к двери, подолгу прислушивалась. Наконец удостоила и меня своим вниманием.
-- Знаешь, Ксюха, что-то мне страшно становится. Вокруг тишина. Ни звука. Раньше так не было. То меня постоянно теребили по всяким пустякам, а теперь даже еду не приносят. Может быть, о нас забыли? Но как же мы выберемся? Об этом подвале никто не знает. Если нас бросили здесь, для нас это равносильно смерти, -- Ольга пыталась говорить спокойно, но голос у нее изредка срывался, выдавая ее беспокойство. Глядя на нее, и я ощутила в душе панику. Действительно. Никто не знает, куда я подалась. Не хотела втягивать в это дело своих знакомых. В результате оказалась в западне.
Свиристелка вспомнила, как любовно погладила один из фрагментов узора Тася, когда рассказывала о подземелье, и решительно надавила на рисунок. Она ждала, что, как и в гараже, появится проем в стене. Но на этот раз сдвинулась в сторону часть цоколя под соседним окном. Вниз села удобная каменная лестница. И девушка без сомнений стала спускаться по ступенькам вниз. Таня последовала ее примеру. Потому что оставаться наверху было неразумно. В любой момент плита может стать на прежнее место и отрезать их друг от друга. И действительно, как только Свиристелка оказалась на последней ступеньке, сверху зашуршало, и проем, усыпанный звездами, исчез во тьме. Таня включила фонарик, взятый на всякий случай. Дрожащий лучик обежал стены, утонул во мраке прохода, вернулся назад, уперся в боковую дверь.
Таня мысленно представила расположение дома и поняла, что эта дверь ведет в гараж. Именно через нее вполне могли провести Ксению. Значит, надо идти туда, во мрак прохода. С ней согласилась и Свиристелка.
Они двигались почти на ощупь, изредка включая фонарик, чтобы сориентироваться. Однажды пришлось опять по ступенькам лестницы спуститься еще ниже метра на три. Таня с удивлением воспринимала все происходящее. Зачем Кабанихе такой переход, да еще подземный, если она и на поверхности чувствовала себя королевой, знающей, что ей нечего бояться. Или здесь у нее скрыто такое, чего не знают окружающие?
Путь их продолжался довольно долго. Если Свиристелка стремилась к концу путешествия в надежде обрести, наконец, долгожданный покой и чувство защищенности от внешних угроз, то Татьяна Хлебникова с каждым шагом становилась все настороженнее и тревожнее. Кто построил этот переход? Куда он ведет? Что ждет их в конце пути? Не окажется ли он западней? И все же, она шла вперед, не останавливаясь. Потому что в конце пути могла ожидать награда ее совести в облике живой и, она на это очень надеялась, невредимой Ксении.
Неожиданно они вышли в какой-то узкий колодец. Таня посветила фонариком. Вверх поднималась труба метров на пять, закрытая какой-то крышкой. Вниз уходила лесенка из скоб и терялась в темноте. Напротив была дверь с полустертой надписью.
-- Это бомбоубежище на случай атомной войны. Судя по всему, строилось еще лет тридцать-сорок назад. А я-то думала, что это Кабаниха замутила такую грандиозную стройку, -- предположила она на вопросительный взгляд спутницы. – Тогда понятно, почему тебе Тася говорила и о продуктах, и о воде. Боюсь только, что использовалось это убежище не по назначению. Но, может быть, нам удастся найти здесь Ксению…