Я вспомнила переданный Николаем Семеновичем ключик, который мне показался похожим на те, что используют в камерах хранения. А почему я собственно решила, что он оттуда? Может быть, он от обыкновенного шкафчика для одежды? «Это мысль,-- одобрила я сама себя, -- надо проверить. Где-то здесь, в клинике должны же быть шкафы».
Однако у выхода меня ждал облом. Мария Федоровна, как истинная сестра-хозяйка, заперла дверь с той стороны. Меня сразу обдало жаром. Что же делать? Как выбраться из этой западни? Звонить сестре-хозяйке? Но она сразу вычислит, что я сидела и подслушивала то, что не предназначалось для чужих ушей. И боюсь, мне придется последовать за Ольгой. Тогда уж точно узнаю из первых рук, что с той приключилось.
Окна в обеих комнатах были забраны решетками. О побеге не могло быть и речи. В кабинете увидела на столе телефон местной связи и распечатку номеров. Долго решала, куда бы позвонить так, чтобы не нарваться на Марью Федоровну. Из-за нее не стала беспокоить и Николая Семеновича. Тот почему-то был слишком расположен к данной фигуре, а меня как раз это и беспокоило. Я несколько раз пробежала глазами список, пока не зацепилась за инициалы В.Е. Может быть, это моя давешняя сердобольная бабулька?
На звонок никто долго не отвечал. Я уже отчаялась набирать номер, когда услышала в трубке знакомый голос. Обрадовавшись такой удаче, я торопливо объяснила Вирсавии Егоровне, в каком оказалась положении и попросила совета, как из этой ситуации выбраться.
-- Сиди тихо и жди. Скоро буду, -- ответила старушка и отключилась. А мне только и осталось, что последовать ее совету.
Не знаю уж, через сколько времени, но меня от размышлений отвлек скрежет ключа в двери. Благоразумно спрятавшись в кабинке, я убедилась, что это Вирсавия Егоровна пришла мне на выручку. Она деловито прошествовала к кабинке туалета и посоветовала:
-- Пулей дуй отседа. Щас Кабаниха явится. Потом поговорим.
Я не заставила ее повторять. Схватила свои орудия труда и выглянула в коридор. Никого поблизости не было. Быстро принялась тереть уже опостылевшие мне полы, продвигаясь в направлении перехода в соседний корпус.
Здесь меня перехватила вездесущая Марья Федоровна.
-- Молодец, Ксения, справляешься. Если будешь усердно работать, скоро продвинешься. Но надо приложить усердие… -- бросила она одобрительную реплику, проплывая мимо в ослепительно-белом халате и шапочке. Такое впечатление, что она возомнила себя хозяйкой всей клиники.
Царственно кивнув встретившимся пациенткам, она скрылась за дверью кабинета главврача.
Две женщины, по внешнему облику, мать и дочь, устремились следом за ней. Я услышала часть фразы:
--… к ней. Она всем здесь заправляет. Только за избавление берет вдвойне. Зато все будет быстро и без огласки.
Судя по округлившемуся животику младшей, речь шла об избавлении от ребенка.
М-да, а моя знакомая не такая простушка, как вчера показалась. И халат врачебный неспроста напялила. Ишь, как величественно плыла по коридору. Не она ли возжелала занять место Ольги?
И тут, как обычно, у меня в памяти всплыл обрывок фразы, сказанной Марьей Федоровной в кабинете главврача: «Надо было принимать меры. Ну, вы понимаете…».
То есть, Ольга узнала что-то такое, что знать была не должна. И к ней приняли меры… А кто же был тот мужчина? Руководитель клиники? Или кто-то еще? Как узнать? По всему видно, дело серьезное. Интересно, что же здесь можно делать такого, криминального? Да что угодно, ответила я сама себе на эти вопросы.
Вспомнилось мое первое появление в клинике.
Ольга пригласила меня в свою только что полученную квартиру. Я в таких еще не бывала. Пять комнат, масса встроенных шкафов, при спальнях гардеробные, санузлы, ванные комнаты. В одной новомодная тогда душевая кабина с сауной. Больше всего поразила кухня, обставленная мебелью из карельской березы, оснащенная современной техникой, со встроенной в столешницу варочной поверхностью электроплиты.
Я в тот момент еще не оправилась от последствий дефолта, съевшего все мои скромные накопления и уничтожившего надежды на ремонт дома. Квартира мне показалась роскошной.
Ольга Ткаченкова в детстве со мной не дружила. Учились мы в разных классах. А если учесть, что в нашем выпуске было аж семь параллелей, в школе уроки велись в две смены, то там мы с ней и не пересекались. На улице было еще сложнее. Детей тогда было много. Наиболее активные, как бы сейчас сказали, лидеры создавали свои коалиции. Между уличными группировками периодически возникали потасовки, которые иногда выливались в серьезные драки. Между отдельными группами детей существовала неприкрытая вражда. Наш конец улицы и переулок Сенной почему-то всегда находились в стадии трений.