Таня в то время еще в родильном отделении работала. Кабаниха заставила ее принять роды у приехавшей из деревни девчонки. Сказала, что она одиночка, брошенка. Парень не захотел на ней жениться, ребенок ей не нужен, обузой будет. И она не расстроится, если у нее мертвый родится. И заставила подменить новорожденного на умершего в отделении патологии. Но девушка версии о мертвом ребенке не поверила. Получился громкий скандал. Дело замяли. Кабаниха тогда сильно струхнула. Но доказать свою правоту роженице и ее родне не удалось. Богачка с ребенком благополучно уехала. И дай бог, чтобы этот ребенок был любим и обеспечен.
Ничего удивительного, если Кабаниха и сейчас промышляет такими делами. Не своими, понятно, руками. Привлекла к этому делу приятельницу.
Свиристелка и Таня уже дважды делали попытки пробраться на территорию дома Кабанихи. И оба раза неудачно. Начали они с того, что установили наблюдательный пост на чердаке своего дома, откуда вполне удовлетворительно можно было следить за тем, кто появляется или уезжает из интересующего их поместья. Вскоре они заметили, что в доме стало твориться что-то невообразимое. Вначале в дом съехались представители криминального клана. В основном, все родственники Кабанихи. Явился даже помощник областного прокурора. Его хорошо знала Таня Хлебникова.
О чем совещались в таком широком составе, узнать не пришлось. А вот, то, как накрыли эту шайку-лейку, увидели не только Таня со Свиристелкой, но и все жители деревни. Кто это был, к какой категории населения относился, разобрать было невозможно. Впрочем, деревенским, давно уже усвоившим, что любое обращение за помощью к местным правоохранительным органам оказывается чреватым последствиями как раз для того, кто эту помощь и просил, не особо и огорчились тому, что увидели.
Тогда, под шумок, пока одни в камуфляже выводили под прицелами автоматов других, Таня и Свиристелка попытались проникнуть в гараж под зданием.
Их взорам предстал полный разгром еще вчера великолепной усадьбы. Собак слышно не было. Скорее всего, с ними расправились так же, как и с их хозяевами.
Но попасть в гараж так и не удалось.
Потом на дом налетели какие-то братки. Правда, поживиться им не удалось. Но жителей деревни ввели в состояние такого ужаса, что те несколько дней носа не показывали из домов.
Когда в деревне чуть поутихло, Свиристелка позвала Таню опять наведаться в знакомый особняк. Ворота стояли нараспашку, гараж тоже был открыт. Но поход по знакомым переходам ничего не дал. Проникнув в уже знакомый подземный проход, они методично, помещение за помещением, осмотрели весь подземный этаж и убедились, что никого из живых там нет. Не было никого и на верхних этажах, куда можно было попасть из уже знакомого подземного перехода.
Никаких потайных дверей больше не обнаружили. И спросить, где же он находится, было не у кого. Тася больше не появлялась, мобильник ее молчал. Ехать в город в сложившейся ситуации девушки не решались.
Таня чувствовала свою вину перед Ксенией и поклялась в душе, что должна исправить свою ошибку. Хотя, чем больше времени проходило после их пленения, тем страшнее было думать, что могло приключиться с Ксенией. И все-таки теплилась надежда, что она жива.
Все эти дни они со Свиристелкой, которую Таня упрямо продолжала звать Светой, скрывались в стареньком домике ее бабульки. Старались соблюдать меры предосторожности. Что творится в городе, не ведали, потому меры конспирации соблюдали. Таня по опыту знала, что Кабаниха умеет выйти сухой из любой передряги. А вот прощать кому-либо из не угодивших ей, не привыкла. Так что, увиденное в деревне, может быть воспринято совсем по-другому в городе.
Свиристелка тоже хорошо знала нравы и тяжелую руку Сиплого. Она хоть и числилась за Синтиком, но украла ребенка, который принадлежал Сиплому. А тот за такое самоуправство по головке не погладит.
Коля за эти дни заметно изменился, стал более резвым, улыбчивым, ловил взглядом Свиристелку и тянулся к ней. Таня нет-нет да поглядывала на малыша, подспудно с сомнением думая о том, не ошиблась ли, не обозналась ли тогда в родильном отделении. Но уж больно заметным было родимое пятно. А, зная нравы своей начальницы, все чаще приходила к выводу, что из каких-то своих расчетов Кабаниха решила убрать ребенка. Но не сразу. Он должен был быть каким-то свидетельством. Потому его и отдали Бабарихе, а родителям, скорее всего, подсунули другого. Таня давно убедилась, что Кабаниха никаких случайных действий не совершает. Если что и делает, то осознанно, хорошо продумав, каким образом побольнее наказать провинившегося.
Почему-то вдруг вспомнилось, как накануне самоубийства Ткаченкова узнала, что из криохранилища, к которому никто не имел доступа, исчез необходимый ей донорский материал. Потребовала проведения расследования. Начала расспрашивать персонал, когда, кто и с чьего разрешения мог проникнуть в ее лабораторию. В результате на следующий день она погибла. А дня за два перед этим Таня видела этого новорожденного с пятном на спинке. Не связаны ли эти события? Раньше, может быть, и не подумала об этом. Но в свете последних событий выводы напрашивались сами собой.
Ночью Свиристелке не спалось. Все предшествующие события ее пугали, казались предзнаменованием чего-то страшного, пугающего. Ей хотелось спрятаться с Пискуном так, чтобы ее никто не смог найти, и переждать это страшное время. В ее понимании таким местом могло быть только то убежище, о котором ей рассказывала Тася. Где есть запасы еды и воды, и можно не опасаться, что кто-то туда набредет. Вот только Тася тогда не показала конкретно, где этот вход. Или показала? Свиристелка вдруг отчетливо вспомнила, как толстушка любовно поглаживала кирпичный орнамент на стене дома в тот раз, когда они приехали в деревню. Только стояли они с другой стороны от гаража. Может быть, это и есть вход в подземелье?
Осознав это, Свиристелка уже не могла больше ждать. Растормошив Татьяну, она стала ей рассказывать о том, что вспомнила. Но так как в силу небольшого, да и то специфического запаса слов, объяснить все, что хотела, не смогла, а Таня спросонья ее просто не поняла, девушка подхватила спящего Колю и выскочила из дома. Вскоре ее догнала Таня.
В усадьбе Кабанихи никого не было. Она так и стояла разоренная, с распахнутыми воротами. Только никто из местных даже желания не проявил взглянуть, что там и как. Все и так хорошо знали крутой нрав, а главное, возможности хозяйки, чтобы бездумно просовывать голову в петлю.
Свиристелка вновь шла тем путем, которым вела тогда ее Тася, вспоминая в подробностях, что та говорила. В основном, все сводилось к хвастовству и преувеличению девчоночьих возможностей. Той очень уж хотелось избавиться от назойливой опеки матери, а Тасю заставляли жить с ней. Полковник требовал какую-то информацию. Свиристелка не вслушивалась в девчоночьи хвастливые речи. Много было своих проблем. Неожиданно она споткнулась на фразе, произнесенной Тасей:
-- Но если уж и он достанет меня своими нравоучениями, то я уйду в подземелье. Знаешь, как там хорошо? Тишина, покой, на полках и в холодильниках еды, завались. Вода есть и даже сортир для чего-то сделали. Вот он, мой красавчик. -- При этих словах Тася погладила часть орнамента, искусно выточенного из кирпича. Но когда увидела, что Свиристелка проявила любопытство, захихикала и перевела разговор на другое.
Теперь девушка шла вдоль стены дома, вглядываясь в темнеющие ряды кирпича и вспоминая каждое движение и слово, сказанное тогда Тасей. Она точно говорила о подземелье, хвасталась своей причастностью к тайным знаниям, но, увидев заинтересованность спутницы, показывать вход не решилась, может быть, чтобы набить себе цену. А потом рассказала про гараж.
Но вот и орнамент. Он ничем не отличается от других. Разве что, расположен не под окном, а под проемом, бывшим когда-то окном.