Выбрать главу

А затем был шикарный обед с „эксплуататором“, во время которого Мариэтта Сергеевна и генеральный директор „Фиат“ обнаружили, что оба прекрасно говорят по-немецки. Я-то знал, почему. Во время войны Валетта работал на немцев, выпуская для них и специальные автомобили, и другую оборонную технику. Ну, а Шагинян, как нам уже известно, окончила медицинский факультет в Германии. Короче говоря, мои услуги переводчика сразу же оказались ненужными. После обеда мы перешли в кабинет Валетты, где старики продолжали оживленно болтать по-немецки, а я, удобно пристроившись в старинном кресле, даже задремал. И вдруг мой блаженный покой нарушился басовитыми, почти мужскими рыданиями Мариэтты Сергеевны. Я открыл глаза. Писательница обнимала вышедшего из-за стола профессора Валетту, у которого из глаз тоже текли слезы.

– Что с вами, Мариэтта Сергеевна?

– Не суйте свой нос куда не надо, Леонид! Потом все расскажу. Это замечательный человек, замечательный! Как вы, журналист, могли пройти мимо такого исторического персонажа?

– Я всегда с большим уважением относился к профессору Витторио Валетте и его роли в становлении итальянского автомобилестроения.

– Помолчите уж лучше.

Я замолчал. Валетта вернулся за письменный стол, вынул из красивой рамки свою фотографию, сделал на ней теплую (я потом прочитал) надпись и отдал растроганной бабке. А потом нам вручили сувениры. Писательница получила большую картонную коробку, с содержимым которой она меня так и не познакомила, а я – маленькую коробочку, в которой находился изящный швейцарский будильник. Когда мы тронулись, Мариэтта Сергеевна поведала мне удивительную историю, которую я впервые рассказываю моим читателям.

Конец апреля 1945 года. Уже расстрелян Муссолини и вместе со своей любовницей Клареттой Петаччи повешен вверх ногами на железной балке одной из бензоколонок на площади Лорето в Милане. Освобожден партизанами и Турин, где арестованы некоторые инженеры с „Фиат“, в том числе и главный инженер Витторио Валетта, которые „сотрудничали с немецкими фашистами“. Итальянские товарищи быстренько приговаривают их к расстрелу. Но приговор должен утвердить кто-либо из руководства Сопротивления. Список, к счастью, попал в руки заместителя командующего корпусом добровольцев Освобождения Луиджи Лонго. „Вы что, совсем рехнулись? – грозно спросил товарищ Лонго у партизан. – А кто будет автомобили производить в послевоенной Италии? Разве можно уничтожать цвет инженерной мысли? Освободить немедленно инженера Валетту и иже с ним…“

Ты понимаешь, Леонид (бабка заметно помягчела ко мне и стала называть на „ты“), коммунист спас жизнь капиталисту, да еще пособнику гитлеровцев. Разве это не удивительнейший парадокс нашей жизни? И с тех пор они дружат между собой: генеральный директор „Фиат“ и генеральный секретарь итальянской компартии. И ты знаешь, но это страшный секрет, когда коммунистам бывает туго, Валетта помогает им деньгами. Вот молодец! Я просто влюбилась в этого человека. Ну и очерк я отгрохаю о нем и его концерне…

И отгрохала. Его, не посоветовавшись со мной, опубликовали „Известия“ в тот день, когда, по призыву Всеобщей итальянской конфедерации труда и коммунистов, по всей стране была объявлена всеобщая забастовка. Подключились к ней и фиатовцы. И вот тут-то к ним на митинг, как мне рассказывали позже, вышел профессор Витторио Валетта с газетой „Известия“ в руках. Он с выражением прочитал перевод статьи Мариэтты Шагинян о том, каким великолепным является концерн „Фиат“, какие изумительные на нем трудятся рабочие и инженеры и какие замечательные автомобили они выпускают. „У нас, вероятно, предстоят серьезные переговоры с советскими товарищами по поводу строительства в СССР автомобильного гиганта, – заявил в заключение генеральный директор, – а вы мне подкладываете такую свинью этой совершенно вам не нужной стачкой“. Сказал и ушел с митинга. И заработали конвейерные линии „Фиат“, и не получилось в Италии всеобщей забастовки. Об этом написали все итальянские газеты. А орган итальянской компартии газета „Упита“ поместила передовую статью за подписью члена ЦК компартии Джанкарло Пайетты, в которой выражалось удивление по поводу того, как может „Известия“ – правительственная газета – держать в Италии в качестве собственного корреспондента такого идиота, как Леонид Колосов, который не только ни хрена не смыслит в классовой борьбе, но и подыгрывает итальянскому монополистическому капиталу в лице эксплуататорского концерна „Фиат“. Затюканный партийными делами член ЦК не удосужился выяснить имени автора известной статьи и перепутал Мариэтту Шагинян с Леонидом Колосовым. Но наше посольство в Риме сработало молниеносно. Во всяком случае, утром в телефонной трубке зазвучал необычно сухой голос главного редактора, моего любимого Льва Николаевича.