Не поручусь за точность диалога, но из рассказа мужа именно так он мне запомнился. Так вот оно в чем дело: и там русские люди, и Филимонов русский человек. Да только в деревне живут люди, которые чувствуют над собой злую волю Антихриста, но в глаза его не видят. Антихрист не сеет и не пашет, и в деревне он не живет. Там нет газа, теплой воды, нет театров и картинных галерей. Раньше-то он и в местечках обитал, а после революции во дворцы больших городов переселился. Антихрист по асфальту ходит. Он удобства любит, а теперь вот после перестройки и з, амки начал строить. Так вот Филимонова судьба поместила в среду, где обитает Антихрист. И Филимонов поначалу видел в нем человека, долго к нему присматривался и понял, что от Антихриста все зло на свете, и что он же, Антихрист, погубить русскую землю вознамерился. Тогда-то и вступил с ним в борьбу русский человек Николай Авдеевич Филимонов. И весь рассказ писателя об этой борьбе. Такие-то книги зело как не любил Чаковский, командарм армии советской литературы. Вот этот-то Антихрист и не ночевал в книге Юрия Сбитнева. И не только в его книге он не был прописан, упоминать его остерегались многомудрые русские писатели.
Прописку он получил в лежащей перед нами книге Ивана Дроздова: «Филимон и Антихрист».
Кстати, здесь же и лежит объяснение тому позорному факту, что русская литература второй половины двадцатого столетия стала наполняться книгами писателей, чернивших русского человека. Хитроумный литератор все больше и больше глумился над простым людом, особенно деревенским. Армянина — нет, не трогал, грузина тоже, и чеченца не задевал, и уж совсем не прикасался к еврею… Нельзя! У нас интернационализм. И весь критический пыл этого литераторишки вскинулся на русского. Его-то уж можно. Кто ж защитит? Наоборот, «Литературка» с бандой Чаковского заметит, фимиам воскурит, а там и до лауреата недалеко, секретарем союза писателей назначат. Нашел золотую жилу подленький бумагомаратель и ну чернить своего кормильца! Каких только злодейств он в нем не открыл! Если, скажем, склад загорелся, все жители поселка ворами вдруг оказались; товары по домам растащили. Если женщину вздумает показать — она и мальца растлит, и деда угарным газом на тот свет отправит, а пьяниц сколько! Дебоширов, развратников!.. И до того уж дошел такой критикан… — матерщину в свои книги потащил!
Читают такую книгу ученики и студенты и думают: какой народ у нас плохой, как стыдно называться русским.
Когда еще Иван Владимирович работал в «Известиях», у него среди приятелей было много евреев: их-то, евреев, было девяносто процентов в той газете. Случалось, по пьяному делу, — а пили там часто, почти каждый день, забудется кто-то из евреев, станет выбалтывать свои секреты. Однажды они теплой компанией в бане мылись, пили много — пиво, водку, коньяк. Один еврей Максим Золотов, работавший в отделе литературы и искусства, зная, что мой муж балуется писательством и уже имел несколько книг, тихонько со злорадством ему сообщил:
— В ЦК совещание было, инструктировали, кого из вашего брата на щит поднимать. Пушкиных будем делать и Толстых.